— Сианг тут не при чем. Когда он повзрослел, то стал винить себя во всем, что касалось моих поступков и моего характера. Я рос среди синторцев, внутри стен дворца. Я просто презираю ту жизнь, которой живут сэянцы. Одно время мне даже хотелось спалить квартал бедняков, чтобы только не видеть их лица. Я не имею с ними ничего общего, Мэйлинь.
Мэйлинь почувствовала, как больно защемило в груди. Никогда в жизни она не стыдилась того, кем была, но сейчас ей внезапно захотелось перестать быть сэянкой, лишь для того, чтобы Лиджу ее не презирал. И только какая-то странная гордость за то, кем она была, воспротивилась и вылезла наружу недобрым взглядом.
— Как можно отрицать то, кем ты являешься по рождению? Противно быть сэянцем? Предпочитаешь оставаться на стороне сильных и вытирать ноги о собственное прошлое?
Лиджу посмотрел на нее. Долго, очень долго, как ей показалось, отчего она смущенно отвела глаза в сторону.
— Сэянцы не дали мне ничего, за что бы я мог их уважать. Я не знаю собственную мать, но подозреваю, что отец притащил меня в свой дом, потому что боялся осуждения за то, что оставил ребенка на улице. В небольшом поселение все знают о грехах друг друга. Ни один сэянец не протянул мне руку помощи, когда мы питались объедками и рыбьими кишками, нашему правителю тоже наплевать на то, как живет его народ. Он обдирает нас с ног до головы, вынуждая покидать родные края. Моя родина там, где я могу жить по-человечески. А сами сэянцы — жалкие неудачники, кто ноет, стонет, но продолжают держаться за свои корни, за которыми кроется только нищета и унижение. Разве ты бы не хотела, чтобы к женщинам относились иначе, чем в Сэе? Посмотри на синторцев, они дают свободу и возможности, а что тебе дает твоя страна и происхождение? Сэянский язык — бесполезен, им никто не пользуется, их обычаи никого не интересуют, их промысел — грязная работа. Я не сэянец, я кто угодно, только не они. И да, я презираю этот народ.
— И меня ты тоже презираешь? — тихо спросила Мэйлинь, вспомнив, как Лиджу рассердился на слова брата об их отношениях.
Он сжал ее руку, заставив взглянуть ему в глаза.
— Нет, Мэйлинь. Это не так. Мне все равно, кто ты.
Мэйлинь побоялась спросить почему. Ее щеки охватило жаром, а сердце застучало в груди. В голове пронеслись тысячи фантазий, что раньше казались нереальными.С того момента, как она узнала, что Лиджу сэянец, он перестал быть недостижимой мечтой. Он тот, кто поднялся с низов, где барахталась сама Мэйлинь. Он может ее понять и, возможно, даже принять. А его рука на ее руке, это обжигающее прикосновение к мужчине, разве совсем ничего не значит?
— Я бы хотел, чтобы ты…
Лиджу не успел договорить, когда над их головами послышался тихий голос, зовущий их по именам. Сквозь прутья решетки слабо проглядывалось лицо Сианга.
— Брат, слышишь меня?
Лиджу вздохнул и отпустил руку Мэйлинь. Он поднялся, чтобы его стало заметно.
— Зачем ты пришел? — отозвался он ледяным голосом.
— Я помогу вам выбраться, — прошептал Сианг. — Но только если ты бросишь свою идею вернуть меня.
Лиджу хмыкнул и отвернулся. Мэйлинь перепугалась, что тот сейчас откажется от такого шанса. Она не верила, что они смогут выбраться самостоятельно, а еще ей очень хотелось, чтобы братья помирились.
Мэйлинь схватила Лиджу за край рукава и умоляюще посмотрела на него. Он не сводил с нее глаз, и она видела, как желание ее защитить в нем боролось с гордостью. Согласиться на условия Сианга — признать свое поражение, отпустить его и быть готовым к решению принца. Возможно, это означало для Лиджу не только потерю брата, но и всего, чего он так долго добивался. Снова обратиться в никчемного сэянца? Все это читалось в его глазах. Страх, неуверенность и что-то еще, что было обращено только к ней.
— Отдашь ему это. — Сианг сбросил сверток к ногам Лиджу. — Скажешь, что я покончил с собой и оставил записку и этот предмет. Он точно все поймет. Я не исчезну, как пыль, Лиджу. Я свяжусь с тобой, как только достигну Тивии. Прекрати глупить, от твоего упрямства может пострадать жизнь Мэйлинь.
Лиджу поднял брошенную вещь. Сложенная записка и что-то небольшое, обернутое в платок. Он развернул, и Мэйлинь испугалась, как бы другие пленники не заметили сияние черной жемчужины. Она вскочила и прикрыла ее ладонью.
— Пожалуйста, Лиджу, позволь твоему брату помочь нам.
Спустя томительные минуты, Лиджу молча махнул рукой, словно говоря Сиангу: «Поступай, как знаешь». Тот, не раздумывая, открыл решетку. Когда Мэйлинь выбралась наружу, то вдохнула столько воздуха, сколько смогли удержать ее легкие. Казалось, что самое страшное уже позади.