На сердце стало невыносимо тяжело. Сомнений не было, что он мертв, как и слов, чтобы описать ее чувства.
— Зачем беспокоишь мертвеца? — прозвучал знакомый голос, и Мэйлинь замерла. В ее голове промчалась сотня историй о голодных призраках и их злобе. — Ты решила его ограбить? По-моему, это уже как-то слишком, даже для сэянцев.
Нет, такого духи не спросят и уж точно не обвинят ее в подобном!
Мэйлинь повернулась и увидела Лиджу, который держался за выброшенное за борт ведро. В груди что-то дернулось, остановилось, а потом наполнилось болезненной, светлой радостью. Глаза вновь защипало. Ей захотелось кинуться ему на шею, почувствовать тепло его тела, чтобы убедиться, что он не умер, а она — не сошла с ума. Но даже в такой ситуации ей не хватило храбрости для этого, и она просто улыбнулась.
Лиджу похлопал рукой по ведру, ответив ей встречной неловкой улыбкой. Ему явно было неуютно от всей этой ситуации. И в самом деле, Мэйлинь привыкла видеть линши таким самоуверенным, гордым, серьезным, а сейчас он лежал на воде, путаясь в плаще и вцепившись в инвентарь для уборки.
— Надо решить, как доплыть до берега, пока мы не померли тут от холода. На берегу должен быть мой слуга. Если он не пропустил нашего падения и не последовал по берегу за кораблем. — Строгий голос Лиджу показался Мэйлинь еще более неуместным для такой ситуации.
Она подплыла к нему, схватила веревку, прикрепленную к ведру, обмотав ее вокруг свой талии и прочно завязала.
— Я буду плыть, а ты держись. И не забывай работать ногами, — на всякий случай она показала, как.
Вода в реке была другой. В море ее тело легко держалось на поверхности, а тут приходилось прилагать больше усилий, чтобы не потонуть. Оставалось надеяться, что здесь не обитало хищников, подобных акулам, скатам или другим враждебным тварям. Что же до течения, то пока оно было тихим, а полностью вышедшая из-за туч луна помогла ей лучше ориентироваться.
Когда они достигли берега, она без сил выкарабкалась по илистой земле, цепляясь за ветки и корни растений. Лиджу выбрался следом, обхватил ее за талию и поднял на ноги. Их тела соприкасались, передавая друг другу дрожь. Они страшно замерзли, и даже лицо Лиджу казалось бледнее обычного. Он смотрел на нее странным взглядом, каким прежде никто не смотрел. Она не знала, что это могло означать, но теперь окончательно убедилась в том, что Лиджу не евнух.
Лиджу убрал с ее лба мокрый локон и этот простой жест внезапно перерос в порыв. Они резко поддались навстречу и поцеловались.
Глава тридцатая
Слуга Лиджу не заставил себя долго ждать. Они услышали, как он шумно пробирается сквозь кусты, и успели отойти друг от друга.
— Отдай ей свою одежду, — приказал Лиджу.
— Но господин, — возмутился слуга, — а как же вы? Вы весь мокрый, заболеете еще. Она же крестьянская девка, чего ей станется.
Он не желал делиться с Мэйлинь даже крошками рисовой каши, но увидев гневный взгляд Лиджу принялся выполнять приказ. Начав развязывать веревки штанов, слуга услышал недовольное «кхм», вздохнул и удалился за ствол дерева. После чего Лиджу забрал у него коня и отдал свой мокрый плащ.
— Мы направимся в город.
— А я, господин? В таком виде стражи меня не пропустят.
Мэйлинь стало его жалко, несмотря на то, что они никогда не ладили. Ему придется добираться пешком, да еще и в исподнем. С другой стороны, он точно не станет жертвой разбойников.
— Скажешь, что тебя обокрали. Я вышлю человека, который встретит тебя у Северных ворот.
Всю дорогу до поместья Мэйлинь сгорала от стыда. Ей было невыносимо приятно ощущать тепло груди Лиджу, когда они сидели в седле. И в тоже время — неловко от того, что случилось между ними. Она даже спрятала от стражников лицо за рукавом плохо пахнущей куртки, когда они проезжали через ворота города.
А после того, как добрались до дома линши, Мэйлинь, спотыкаясь и спеша, убежала в комнату. Она надеялась, что сможет успокоиться, если рядом не будет Лиджу. Но стоило ей лечь в постель и закрыть глаза, как ее начали преследовать образы: его взгляд, его руки, его прикосновения и губы… Эти мысли уводили ее все дальше к самым бесстыдным размышлениям, пока не наткнулись на лицо матери. Та смотрела на дочь с отвращением, как на проститутку.