Через сорок минут Александр практически внес Машу в свою квартиру, посадил на диван: она была безжизненной, как тряпичная кукла. Перепуганной маме он сказал:
— Мама, иди в свою комнату, я потом зайду и все объясню. Произошло большое несчастье. Может, ты уже слышала от кого-то.
Он довел мать до ее спальни, но она задержала его:
— Что-то случилось у Кати и Маши? Я никого не вижу уж две недели. Ты же знаешь: каждый день после работы езжу к нашей бабушке в больницу. Вот только вернулась…
— Мамочка, Кати больше нет. Ее убили. Что с Машей — сама видишь. Оставь нас пока вдвоем, может, у меня что-то получится. Она сама как утопленница. Утонула в горе.
Наступило утро, Вера тихо и быстро собралась, ушла на работу. А эти двое все сидели на диване. Александр обнимал Машу за плечи, стоял перед ней на коленях, прикасался губами к ее рукам и ногам. Так легкими поцелуями снимают боль у маленького ребенка. В полдень он раздвинул шторы и впустил в комнату солнце. Сказал:
— Мария, ты стала большой, красивой, умной. Ты научилась принимать свои решения. Вчера вечером ты потренировалась в способности уничтожать страх перед смертью и боль потери. Но ты ошиблась. Это не страх. Даже не взрослое потрясение и скорбь. Это детская беспощадность: ты хочешь наказать жизнь. Она больше не стоит твоей любви и надежд. И у тебя может получиться, как получился вчерашний страшный номер. Остался пустяк — найти норму. И дотерпеть до конца — вообще плевое дело. Ты исчезнешь, а я, конечно, буду жить, делать свою работу. И никто не узнает, что ты убила меня. Я останусь просто истуканом с плаката. Только ты можешь отнять у меня моего человека. Я учил его ходить и говорить, я так его жалел и любил, что в мое сердце больше ничего и не поместилось. И я никогда ни к кому не позволю себе почувствовать такую блажь, как жалость, умиление, восхищение. На это отвечают выстрелами в упор пулями жестокости.
— Ты правда не хочешь меня потерять? — Это были первые слова Маши с вечера. — Но я же больше никому не верю… И потом: тебя завтра кто-то может задушить… Иди сюда, сядь рядом, мне нужно пореветь в тебя. Во мне накопилось наводнение.
Они втроем похоронили Катю в закрытом гробу. Плакала только Вера. Маша и Александр были напряженными, собранными, как будто им сейчас идти на бой с убийцей. Александр на самом деле так ненавидел, что ему трудно было говорить: зубы не разжимались.
Через три дня он зашел к Маше, принес приготовленную еду, воду и сок в бутылках. Сказал:
— Ты должна начинать есть. Через силу. Нам надо пройти эту войну. Я нанял частного детектива, он сотрудничает со следователем… Короче, подонка вычислили. Это даже не голодный бомж. Это, скорее всего, убийца по призванию. Николай Осипов, отпечатки и ДНК есть в базе. Он, конечно, был в перчатках, когда… Но был очень душный вечер, Осипов после всего снял одну перчатку, похоже, чтобы вытереть платком глаза от пота. Оставил пару отпечатков и пот на теле жертвы. Он сидел несколько раз за мелкие кражи. Детектив Кольцов раскопал все про него. У него приличный счет и недвижимость в Турции, а сажали его по чистосердечному признанию за кражи часов или велосипеда. И это всегда совпадало с нераскрытыми безмотивными убийствами. Эти убийства без орудия преступления: или душит, или использует камень. Мы докажем, что это он, мы будем требовать пожизненного срока маньяку.
— Хорошо, — ровно и спокойно произнесла Маша. — Ты не мог бы довезти меня до нашего бара? На пару минут.
Они приехали туда в два часа дня, все было еще закрыто, на окнах жалюзи. Маша вышла из машины, развернула свернутый в трубочку большой лист плотной бумаги черного цвета и аккуратно приклеила его к стене у входной двери. На нем большими белыми буквами, нарочито и весело пляшущими в разные стороны, было написано:
«Машка-комик — фсёоо! Чао-какао, придурки. Всех» — и большое белое сердце, разорванное вдоль и поперек и зашитое большими неровными стежками толстых ниток черного цвета.
— Красиво рисуешь, — сказал Александр, когда она вернулась в машину. — Я даже не знал. Тебя не забудут. Может, и вернешься. На другом уровне. Маша, я вот что хочу тебе сказать. У преступника карты и ключи твоей мамы. Он уже, конечно, знает адрес и то, что ты живешь по нему одна. У него могут быть подельники. Мне кажется, тебе надо срочно переехать в другой район. Этим, конечно, займусь я, мне есть к кому обратиться.