Через два дня Кольцов приехал к Федотовым. Нина сначала провела его в комнату, в которой лежала на диване Стефания, укрытая розовой махровой простыней. Она не шевельнулась: лицо белое, глаза как будто неподвижные. «Не скажешь, что похожа на живую, — подумал Сергей. — Но мама-врач вроде спокойна, значит, не все так плохо».
Нина повела его в кухню, стала варить кофе.
— Я заехал посмотреть, как Стефания, и спросить, чем еще могу помочь, — сказал Сергей. — Честно говоря, не очень себе представляю, как все это можно разрулить. Пока не представляю. Но будем искать пути.
— Спасибо большое, Сергей, за сам вопрос. У меня есть одна мысль. Все прояснить и разрулить могу, наверное, только я, мать. Но я для всего света — никто и звать никак. Вы не могли бы мне помочь с заявлением какому-то самому популярному изданию. Я постаралась бы коротко, чтобы время не занимать.
— Уникальный случай собственной недооценки. Вы со Стефанией уже столько дней в центре внимания праздной публики. Такого количества прочтений и просмотров в разных местах еще не получали, не будучи голыми, две женщины России. Так у нас и не принято подавать иски в суд против влиятельного человека, который уверен, что осчастливил своим вниманием секретаршу. Да еще такое доказательство, которое многие могут пересматривать бесконечно. Я вас понял. И я свяжусь с нужным ресурсом: это заинтересует любого журналиста, но нам нужен разумный, достаточно уверенный и спокойный человек. Будем искать. Думаю, завтра найдем. Будьте готовы.
Сергей быстро организовал бурную подковерную борьбу СМИ за эксклюзивное право опубликовать заявление матери возмутительницы спокойствия, объявившей себя жертвой сексуального насилия и дискриминации по социальному статусу. Многие безуспешно пытались узнать о причинах исчезновения Стефании, обстоятельствах ее появления и таинственного заболевания.
Сергей выбрал самый популярный по причине своей острой скандальности телеграм-канал, который первым опубликовал сексуальное видео из фирмы Протасевича. И он нашел там разумного, в меру тактичного репортера, который не будет лезть со своими заготовленными вопросами и размышлениями и в то же время поддержит человека, не имеющего опыта публичных заявлений. Время и ссылка на заявление были заранее профессионально проанонсированы. Аудитория, конечно, безразмерная.
Нина была в строгом черном, элегантном костюме. Она выглядела спокойной. Говорила очень искренне, но без лишней эмоциональности. Как будто общалась с одной подругой.
— Хорошо, наверное, что я не вижу лиц тех, кто сейчас слушает меня. Мне так легче представить себе доброжелательные и все понимающие взгляды хороших людей. Довольно долгое, нет, бесконечное время мы с дочерью встречались лишь с коллективной злобой, ненавистью, чудовищными оскорблениями и клеветой. Да, мы были виноваты. И я сейчас очень честно расскажу вам о нашей вине. Почему я, а не Стефания, которая всем, конечно, сейчас более интересна? Моя дочь больна. Больна тяжким эмоциональным перенапряжением, жестоким разочарованием и горькой обидой. Да, наверное, слухи уже гуляют по свету: был момент, когда моя девочка сначала спряталась от всех, а в одиночестве своего убежища решила, что не хочет больше жить. Такова цена ее заблуждений, которые и есть ее вина. И, разумеется, моя. Это я в ответе за то, что моя дочь, взрослая женщина, оказалась такой доверчивой и наивной. За то, что она полюбила впервые в жизни и мгновенно поверила во взаимность. За то, что она «не знала своего места» на нашей убогой и примитивной социальной лестнице, ступеньки которой давно проданы. Я в ответе за то, что Стефания, поняв, что страшно обманута, решила, как у нас говорят, «качать права». Права, которых у большинства населения просто не существует. Я читала в интернете, как ее издевательски называют Моникой Левински с помойки. Да, мы со Стефанией смотрели фильм «Импичмент» о том, как все правосудие и население огромной, свободной страны обрушились в разоблачении на своего президента, который позволил себе сексуальный контакт с влюбленной в него сотрудницей. И я не сказала своей взрослой дочери, что у нас другой менталитет публики, у нас, как говорится, особая стать. Я думала, она достаточно взрослая, чтобы такое понимать самой. Но дети никогда не взрослеют. Наверное, все матери с этим согласятся.
Вот что я хочу сказать по делу. Как только Стефания сможет, она подтвердит, что передала все решения мне — своей матери. Мы отзываем все заявления и иски от ее имени. Мы приносим извинения Денису Протасевичу, его невесте и близким, которым пришлось пережить немало неприятных открытий и последствий информации, вынесенной на всеобщее рассмотрение. Мы расторгаем договор с адвокатом Мельниковым, который, я в это верю, хотел вынести на открытое обсуждение достаточно острую проблему общества: дискриминацию женщин и вообще людей с недостаточно высоким социальным статусом. Я считаю, что это пока бесполезно. Я не прощу себе, что допустила безнадежную борьбу дочери, за которую мы могли расплатиться ее жизнью. Денис Протасевич, наши особые извинения — по поводу видеозаписи вашего свидания со Стефанией. Да, это она ее сделала, можно не искать других виновников. Я и сама была шокирована. Но все же замечу то, что не укрылось от моего внимания опытной женщины и врача. На этом видео Стефания, конечно, играла. Но вы, Денис, точно ничего подобного не заподозрили. ВЫ вели себя как всегда. Грубо, технично и без нежности, мягко говоря. Там, где всегда. В захламленном закутке офиса после рабочего дня. А задерживалась Стефания после работы в последние месяцы постоянно. Приходила и даже в интернет не заглядывала: падала, усталая. Потому она оказалась единственной, кто не знал о вашей свадьбе. Это я о ней прочитала в интернете.