–Почему ты украл?
И почему-то сам устыдился своего восклицание: разве с того начинается утешение?
–Я…– Гожо хотел ответить вызывающе, но не смог. Он хотел сказать, что Эмосу никогда не понять его, что никогда Эмос не знал отказа во вкусностях и сластях, а Гожо…
Хотел, но не сказал. Ему не стыдно было, когда повар сёк его на глазах двора. Не стыдны были насмешливые взгляды, а вот вопрос Эмоса, его искреннее недоумение явили в нём какую-то тоскливую стыдливость и одновременную досаду. Гожо мог бы выкрикнуть всё это Эмосу, и тогда Эмос был бы в такой же тоске, и тогда раскрылся бы перед ним новый мир – мир несправедливый, где равенства нет ни в рождении, ни в смерти.
И не сказал.
Оба мальчишки – такие разные – стояли в молчании полутёмной лестницы, не зная, что сказать друг другу. Эмосу добавлялась и иная мука: он хотел утешить Гожу и извиниться за свою резкость. Но слова не находились. А молчание было спасением. Спасительным утешением.
***
Повар Корнел был важным человеком среди всей прислуги. Но был человек важнее его. Этот человек стоял между хозяином – графом и поваром, а также между всеми и графом. Без этого человека поместье не шевелилось, не жило и приходило в запустение. Без этого человека нельзя было попасть к графу на приём. Без этого человека нельзя было даже приступать к своим обязанностям…
Этот человек был средних лет. Справедливый в общем-то, он всё-таки наполнялся иногда неоправданной желчью. И хотя именно у него прислуга могла искать заступничества, и именно он боролся за повышение жалования всем слугам до последнего мойщика посуды, всё-таки этого человека иногда заносило на поворотах, и он делал выволочку. Особенно любил её делать по пустякам. Позже, конечно, и к нему приходил внутренний укор, и он жалел о своих словах, но вскоре опять повторялось. Это был управляющий поместья по имени Мосли.
Мосли был хорошим управляющим. Он пользовался и любовью и нелюбовью со стороны хозяев и слуг. Без него было не обойтись, но он любил поворчать. Он заступался за прислугу и отстаивал их права перед графом, но иной раз налетал на какую-нибудь горничную, за то, что она, как ему казалось, плохо сметала пыль.
И сейчас Мосли был в приступе «заноса», и от того с огромным удовольствием выговаривал Корнелу за проступок Гожо.
–Ты развёл воровство среди подручных! Ты не справляешься со своими обязанностями? Или ты сам воруешь и они берут с тебя пример? Или, быть может, ты просто не внимателен к хозяйской еде?
Конечно, случись что, Мосли первым бы отстаивал невиновность Корнела. Даже если бы Корнел спятил и на глазах хозяев принялся бы запихивать по карманам вазочки с икрой. Но сейчас Мосли был в приступе заноса, и ему надо было отыграться на ком-нибудь, чтобы снова стать справедливым и незаменимым.
Корнел это знал и сносил всё, понурив голову. Он знал, что такие заносы даруют утешение Мосли, успокаивают его нереализованные таланты, возвращают его в мир недавшейся ему власти. Мосли мечтал пойти в академию, подняться по военной службе, и учился, ведь ему, человеку очень простого происхождения учёба была единственным шансом пробиться. Но подвело здоровье. С приступом лихорадки Мосли пропустил несколько экзаменов, а дальше было сокращение мест и его, просевшего за время болезни, выпнули. Так Мосли стал слугой. И его иногда накрывало, заносило в мир тоски, и эти нападки давали ему краткое утешение.
–Негодяй! – кончил монолог Мосли уже очень мирно и пошёл прочь, позволяя Корнелу вернуться к работе.
***
Это уже отойдя от кухни, Мосли опустился на ступеньку лестницы и схватился за голову. Опять и опять это происходило с ним! Опять и опять он накидывался на невинных людей, ища себе утешение, он причинял боль другим. И раскаивался он совершенно искренне и тосковал совершенно правдиво, и пытался выбраться из этого состояния рьяно, как когда-то стремился продвинуться по службе.
Но ему не нашлось места. Просто не нашлось.
–Я хороший, – прошептал Мосли сам себе и это стало ему новым утешением. Любой грех можно исправить. Он налетел на Корнела? Ничего. Вытребует ему отпуск у графа, пусть возьмут другого повара. Так-то! Мосли хороший, Мосли исправит всё.
Мосли не видел смысла в прямых извинениях. Он признавал лишь поступки. И от того поспешил в покои графа…
***
Граф и графиня Карсон-Туссо были образцом несчастья. Вернее, образцом привычности. Их женили родители, объединяя знатные фамилии, капиталы и земли. Поначалу графиня пыталась быть терпеливой женой и даже стремилась нравиться своему мужу, но вскоре бросила это гиблое дело. Благо, у неё хоть от недолгого внимания графа остался сын Эмос. А так…чужие люди под одной крышей. Благо, поместье позволяет им почти не пересекаться!