— Да, — ответила Ольга. — Сын писал, что туда.
Что-то произошло. Что-то изменилось в лице военкома. Оно словно затвердело. Перед Ольгой сидел уже не вечно занятый бюрократ с дорогими часами на руке, выглядывающими из-под рукава кителя, а настоящий военный. Он медленно приподнял трубку, сбросив звонок, и внимательно, словно впервые, посмотрел на Ольгу. В его глазах было что-то, что заставило Ольгу замереть.
Сердцу стало нехорошо, по затылку прошел холодок.
— Ты вот что, мать… — через долгую паузу произнес полковник, не замечая, что говорит с незнакомой женщиной на «ты». — Посиди-ка пока в приемной. Сделаю пару звонков. Давай запишу… Имя и фамилия сына, год рождения и когда переведен. Может, что-то и узнаю.
Ожидание в приемной затянулось на вечность. Секретарша, то перебирая какие-то бумаги, то рассматривая маникюр, время от времени бросала на сидящую на стуле Ольгу быстрые взгляды. Из-за закрытых дверей кабинета слышался неразборчивый голос полковника. Ольга комкала в руках перчатки. Через какое-то время в приемную зашла женщина в норковой шубе, с дорогой сумочкой, с тонко выщипанными бровями на матовом ухоженном лице. Ничего не спрашивая у секретарши, она сразу направилась к кабинету, намереваясь зайти внутрь, но как только постучалась, голос из-за двери рявкнул что-то вроде «занят», и дама, изобразив на лице возмущение, поспешно покинула приемную.
Зашел какой-то парень, постоял, помялся и тоже исчез.
Маленькая черная стрелка на часах на стене показывала вначале двенадцать, потом час и пошла по циферблату вниз. За это время полковник только раз показался из кабинета, приказал секретарше зайти, а Ольге коротко бросил: «Жду звонка». Ольга не сомневалась: что-то случилось.
Она шла сюда в надежде услышать, что виновата почта, что нерадивое командование не смогло правильно организовать доставку писем из части, что произошла какая-то путаница, и сейчас, после ее жалобы, посыплются приказы, все наладится, и письма от сына пойдут домой регулярно и в срок. Но, судя по лицу полковника, произошло что-то гораздо серьезней, чем сбой в работе почты. Сжавшись, она сидела на стуле. Очень хотелось выйти на улицу, вдохнуть морозного воздуха, но полковник мог позвать ее в любой момент.
Выросшая в семье атеистов, она не умела молиться, поэтому в мыслях непрекращающимся потоком шли слова: «Пусть все будет хорошо, пусть все будет хорошо…» Перед глазами стояло лицо сына, но не такого, как сейчас, а маленького, двухлетнего. Он сидел у нее на коленях, с пухлыми щечками, с блестящими от интереса глазами, и, познавая мир, спрашивал, указывая пальцем с предмета на предмет: «Это? Это?» — «Это цветы, это вазочка», — терпеливо объясняла молодая Ольга, и сын, полностью удовлетворяясь ответом, переводил палец на что-то другое.
— Зайдите, — пригласил ее в кабинет полковник, приоткрыв дверь.
Наверное, он был неплохим человеком, раз потратил несколько часов своего времени на незнакомую ему женщину, обычную посетительницу, которая стояла сейчас посреди кабинета с бледным лицом. Вернувшись за стол, полковник с минуту помолчал, затем неожиданно спросил, не глядя Ольге в глаза:
— Вы хоть телевизор смотрите?
Военком переходил то на «вы», то на «ты» совершенно произвольно, видно, повинуясь своему внутреннему настроению.
— Смотрю, — непонимающе ответила Ольга и зачем-то добавила: — С дочкой.
— Я в смысле новостей. — Полковник явно старался не встречаться с Ольгой глазами. Он взял в руки ручку, покрутил ее, кинул, полистал какие-то бумаги, затем сжал пальцами подбородок, крякнул и решительно продолжил: — По указу президента для наведения конституционного порядка в Чеченскую республику ввели войска. По сути — это полномасштабная военная операция… — Здесь он нашел в себе силы посмотреть на Ольгу и, уже не отводя глаз, произнес жестко и четко: — 131-я Майкопская бригада в новогоднюю ночь штурмовала город Грозный. Бригада оказалась в окружении. Буквально пару дней назад ее остатки мелкими частями вышли из города. У меня товарищ при высоких чинах служит в Северо-Кавказском округе. Он разузнал. Ваш сын, Алексей Новиков, в составе 3-й танковой роты участвовал в штурме Грозного… На данный момент он числится пропавшим без вести.
Воздух из кабинета словно высосали. Дышать стало нечем. Наверное, какие-то секунды выпали из памяти, потому что полковник вдруг оказался возле нее, со стаканом воды в руке, а она сама сидела на стуле возле стены.
— Ну что ты, мать, — говорил полковник, и его понимающие глаза были близко-близко. — Это же неплохая новость… Когда ты сказала, что сын в Майкопской бригаде служил, я думал, что придется тебе говорить, что его больше нет. Они там почти все полегли. А так — пропавший без вести! Ты мне верь, я в Афганистане воевал. Знаю, что это еще ничего не значит. Мог самовольно часть оставить, затеряться в тылах, или отсиживается где-нибудь в подвале. Там сейчас каша такая творится, никто ничего не знает, бойцы до сих пор выходят в самых разных местах. Мой товарищ так и сказал — на данный момент. А это значит, что мертвым его никто не видел. Ну что ты, мать… Ты попей водички, попей…