Несмотря на пургу и сборы, в квартире номер четырнадцать по-прежнему уютно. Тепло и чисто. Наутюженная скатерть с кружевами на столе в кухне, на скатерти корзинка с баранками, сахарница и чашки. Привычный порядок нарушал только открытый чемодан, стоящий в комнате Ольги, да пара раскрытых шкафов.
Возле чемодана сумочка, а в ней паспорт, доллары, которые только что передала довольная, что помогла подруге, Галина, остатки отпускных и билеты на поезд. В сам город Грозный поезда, оказывается, не ходили. С Чечней пассажирского сообщения не имелось вообще. В справочном окошке вокзала на Ольгу посмотрели с каким-то изумленным испугом и предложили взять билеты до станции Моздок, что в Северной Осетии. «Может, оттуда автобусы ходят», — во все глаза разглядывая Ольгу, посоветовала ей через стекло полная женщина из справочной. Ольга купила билет до Моздока. Как-нибудь доберется. После принятия решения ей стало гораздо легче, на щеки вернулась часть румянца. Любовь, она ведь не в словах, она в действии.
Ехать предстояло далеко и долго. Двое суток до Москвы, там пересадка и еще тридцать часов до Моздока. Дальше неизвестно. Надо было собираться с мыслями и ничего не забыть. Кроме дорожного набора одежды, в чемодане в отдельном пакете находилась одежда выходная — для визита к командованию части.
Взбудораженная Настя ходила вслед за матерью из комнаты в комнату.
Бывшему мужу Ольга не позвонила, потому что гордая. Набрала маме, объяснила ситуацию. Характер у мамы был непростой, но, если попро-сишь, сделает. Закрыла на ключ калитку своего домика на окраине и приехала сегодня утром, вся в снегу, с сумками, поджав губы, всем своим видом показывая, что не одобряет решение дочери, но посидит с Настей сколько надо. До отправления поезда на Москву оставалось три часа.
— Метель-то какая… Троллейбусы, наверное, не ходят. Как до вокзала доберешься? — спросила мать, сидя на кухне за столом с кружевной скатертью.
— Все хорошо, мама. Я такси вызову, — крикнула из комнаты Ольга.
— Такси… И где этот Моздок твой?
Ольга заскочила в комнату Насти и принесла на кухню географический атлас. Раскрыла на нужной странице. Маленькая, неприметная точка на карте огромной России, далеко-далеко от Томска. От Москвы к этой точке и дальше шла красная линия железной дороги. Ольга когда-то в детстве ездила по ней. Мелькнула в памяти картинка — хлопающие двери купе, радостное ожидание необыкновенной встречи с морем, о котором она столько слышала и которое так мечтала увидеть; верхняя полка, куда ее, маленькую, подсаживал папа, чтобы она смотрела в окно; сам папа, много солнечного света и мама — молодая, моложе, чем Ольга сейчас, веселая, смеющаяся и с совершенно иным характером.
— Не знаю… По мне, так глупость ты делаешь, — недовольно произнесла мать, отодвинув раскрытый атлас в сторону. — Там невесть что творится — в Чечне этой. Я вчера по радио слышала… Воюют там. Что ты там одна сделаешь?.. Надо писать. Командованию.
— Мама, — устало Ответила Ольга, присаживаясь рядом с ней. — Это бесполезно. Я куда только не звонила. Везде одно и то же — военная тайна… Если бы не тот хороший человек в военкомате, мы бы до сих пор не знали, куда Алешу вообще отправили. А если ему помощь прямо сейчас нужна, если завтра будет поздно? Это же мой сын…
Мать сидела, сохраняя несогласное выражение на лице. Ольга смотрела на нее и думала: с какого момента в их отношениях появилась возведенная характером мамы стена? С какого момента они перестали понимать друг друга? Может, когда Ольга против ее советов вышла замуж, а может, гораздо раньше, когда умер папа, когда у мамы появилась ревность к самостоятельным поступкам дочери. Напридумывала себе что-то… Сейчас, что бы ни происходило, она словно показывала всем своим видом: «Я же говорила…»
— Пустое это, — через долгое молчание, словно назло, подытожила мать. — Поедешь, а завтра письмо придет. Напутали там что-то.
А через полтора часа, когда Ольга уже закрывала чемодан, зашла в ее комнату и сказала:
— Фотографию Алешину возьми.
Ольга замерла возле чемодана. Быстро взглянула на мать расширенными глазами. Все ее мысли до этого момента устремлялись только к одной черте — вот она сидит у командира части, вся такая нарядная, нога за ногу, шарф красиво завязан, а командир уже тянется к телефону, вызывая дежурного. Дальше этой сцены воображение словно обрезалось, потом была пустота, дальше она просто не хотела думать. Поэтому и о фотографии сына не подумала.