— Мы твоего сына зарезали. Вот так… — Ольга не видела, но поняла, что сидящий рядом провел себе ладонью по заросшему горлу. Он добавил что-то по-чеченски, и в машине снова засмеялись. Наконец сидящий сбоку вышел из салона, а второй пнул ее ногой в спину, выталкивая из машины.
— Пошла… — И снова смех.
Может быть, они бы уехали. Но сидящий за рулем чернявый и молодой что-то гортанно произнес, и ее, растрепанную, с искаженным лицом, в расстегнутых сапогах, снова потащили в машину. Сделав небольшой круг, «Жигули» подъехали к гаражам у той же пятиэтажки, но с другой стороны. Совершенно ошеломленная Ольга, как в каком-то замедленном кадре, успела увидеть глаза одного из тех, кто сидел рядом. Он смотрел на нее, но видел ее не такой, какая она была, а такой, какой будет после — раздетой, задушенной, лежащей между гаражей, и взгляд его смотрелся пустым и страшным.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала Ольга.
Они подъехали к гаражу, вывели женщину из машины, но в этот момент рядом оказался еще один человек. Тот самый чеченец с рыжей щетиной, с начищенными ботинками, с которым она разговаривала у подъезда.
— Нельзя! — крикнул он. Какие-то секунды выпали из сознания. Они спорили. Чеченцы отошли от нее, в чем-то убеждая этого мужчину, а он, злясь, отрицательно махал головой и показывал пальцем в сторону, откуда они приехали.
— Я сказал, то ты сразу ко мне обратилась. Это почти то же самое, что гостья, — сказал рыжебородый, когда те трое все-таки сели в машину. — Не надо тебе здесь ходить. Они плохие люди, мародеры, сыны шакалов. Воевать не хотят — ищут, кого ограбить. Что стоишь? Сегодня они тебя не тронут. Уходи. Уезжай отсюда. Иди…
Ничего не видя, запахивая пальто с оторванными пуговицами рукой, Ольга пошла от гаражей. На обочине, где машина останавливалась, она опустилась на землю и начала слепо шарить руками по прошлогодней траве и снегу. Нашла фотографию Алеши, вытерла ее и впервые за все это время всхлипнула. Нашла паспорт. Иконку Богородицы. Она никуда не торопилась, все движения ее были медлительными, неспешными.
Спрятала карточку в рамке под пальто. Огляделась.
На всю ширину улицы в ее направлении двигалась цепочка солдат. Двигались грамотно — кто-то впереди, кто-то прикрывает. Человек семь в бронежилетах, с автоматами, с ручными пулеметами.
— Оля, все нормально? Ты ранена? — крикнул идущий впереди, и она поняла, что это Слава, но даже не удивилась этому. В мыслях и на душе была пустота.
— Фу, нашли… — Слава помог ей подняться. — А я потом думаю, зачем мы тебя здесь оставили? Взял бойцов, и сюда… Узнала что-нибудь? Сейчас пойдем к нам. У меня там шикарный блиндаж, вернее, подвал. Топчан, отличный кофе, сколько хочешь. А завтра мы тебя в Северный отвезем. Да что с тобой, мать?.. Местные? Ты только скажи, мы сейчас быстро тут всех зачистим.
— Нет, не надо. Те уже уехали, — чужим голосом ответила Ольга. Ей бы броситься на грудь Славе и заплакать там в крик. Но она не могла. Сейчас она боялась мужчин.
Потом ее начало трясти.
В штабной палатке замполита в аэропорту Северном, кроме усатого майора, находилось еще несколько офицеров. Отрешенная и бледная Ольга в пальто с оторванными пуговицами говорила тихим, бесконечно уставшим голосом:
— На улице, идущей на привокзальную площадь, по левой стороне находится пятиэтажный дом с магазином. В конце дома небольшой пустырь. Там закопаны останки предположительно десяти человек. Надо достать тела и отправить их на генетическую экспертизу. Мне сказали, что это делают в Ростове.
— Там ваш сын? — спросил усатый майор.
— Нет. Думаю, что нет. — Ольге хотелось опереться на брезентовую стенку палатки и закрыть глаза. Она устала. Эмоционально вымоталась. Вместо одной ночи в подвале у Славы она провела двое суток. Не было попутного транспорта в Грозный-Северный. Все двое суток там шел бой. Забегая на минутку в подвал, Слава пытался ее растормошить, поил кофе, рассказывал что-то веселое, но она спряталась в себя, как черепаха в панцирь. Отвечала односложно и прятала глаза.
— А откуда сведенья? — спросил один из офицеров, обменявшись взглядами с остальными.