Со Славой было просто. На войне он видел и самое высокое, что есть в человеке, и самое низкое тоже видел. Признайся ему в сокровенном проступке, а он махнет рукой и скажет: «Ну бывает… Да и неважно все это». На войне действительно многое из прошлого оказалось неважным. Но сейчас он молчал.
— Слава. Мне надо в Ачхой-Мартан, — спустя паузу сказала Ольга.
— Да. Надо, — самым простым образом согласился майор.
— Я серьезно.
— И я серьезно. Конечно, тебе надо туда. Нам всем туда надо. Только вот контролируем мы лишь степные районы да кусок Грозного. И всё! Не пробраться нам в Ачхой-Мартан, Оля. Я уже голову сломал. Можно заложников из местных набрать, только не нужны они Руслану — ему родственники нужны. А родственников нет. Не проехать нам туда…
— Слава. Я не о нас говорю. Я одна поеду. — Слова выходили легко, но Ольга старалась не думать, что будет, когда она покинет подвал и пойдет в одиночку по военным дорогам.
— Курить хочется. В день по две пачки выкуриваю. — Слава достал из кармана бушлата сигареты, чиркнул зажигалкой и жадно затянулся. Потом, спустя паузу, спроси: — И что ты им предложишь? Выкуп? Квартиру продашь?
— Да, продам, — коротко и серьезно подтвердила Ольга.
— А как доберешься?
— Мне в первый день один чеченец помог. Вот только адреса его не помню. Просто выйду на дорогу и буду ловить попутку. Война войной, но машины же иногда ездят…
По подвалу ходили тени от огня в печи. В соседнем помещении солдаты поймали по радио какой-то рок. Загудели голоса, звук сделали на полную громкость. Какие они были еще дети… И какие безнадежно взрослые. Им предоставили возможность умирать, разрешили убивать, и война быстро превратила их в законченных циников, которые не верят никому и ничему: ни словам, ни состраданию, ни добру, потому что все это может иметь задний смысл. Начни им рассказывать что-нибудь пафосное — плюнут под ноги. Единственной безоговорочной добродетелью они признавали только самопожертвование, готовность умереть за ближнего. Все остальное в их глазах было половинчатым и ненастоящим.
И еще они уважали достоинство. Чечены его тоже уважали. Ольга помнила рассказ об офицере, которого окружили на одной из улиц Грозного и который, уже будучи дважды раненым, вел бой в одиночку против целого отряда. Перебегал, стрелял, кидал гранаты. «Всё, всё! — кричали ему боевики. — Хватит! Ты доказал, ты мужчина! Выведем тебя к своим с честью!» Он перестал стрелять, позволил им подойти, а когда подошли, взорвал себя вместе с ними последней гранатой.
Когда она попадет в Ачхой-Мартан, не надо валяться в ногах боевиков, умоляя отдать своего сына, надо постараться вести себя достойно, только это они и ценят.
— Ты решила? Отговаривать смысла нет? — спросил Слава.
— Да. Не надо отговаривать.
— Ладно. Понимаю… Утром подвезем до границы нашей зоны ответственности. Прости, не можем там тебе помочь. Знаешь, у тебя случай, когда обидела сына, из головы не выходит, а я потом, возможно, буду себя презирать за то, что тебя одну отпустил… Давай спи. — Слава поднялся на ноги, накинул на плечо автомат и, выходя из помещения, негромко добавил: — А знаешь, многие бы хотели, чтобы у них была такая мать…
Накрапывал дождь. Вчерашний снег остался сереть только в канавах. На пустынной трассе на Ингушетию на выезде из Грозного показались одинокие «Жигули». Машина ехала не спеша, объезжая ямы на плохом асфальте. Ольга подняла руку. За час стояния под дождем рукава пальто промокли насквозь, капюшон тоже промок, капельки дождя стекали по ресницам и мокрым щекам.
Машина остановилась. Было видно, что в салоне только водитель, заднее сиденье заставлено какими-то коробками.
— Тебе куда? — приоткрыв дверь, спросил средних лет усатый чеченец в вязаной шапке с надписью Adidas.
— Мне в Ачхой-Мартан. Подвезете? — шагнула к машине Ольга.
— Садись.
В салоне было холодно, окна запотели. Равномерно стучали дворники. Проехали последние частные дома, впереди виднелась покрытая лужами дорога, дальше раскисшая степь и пелена дождя. «Мой сын жив, и я знаю, где он», — как мантру повторяла в уме Ольга. Эти слова она повторяла всю бессонную ночь в подвале и потом, когда ее вывозили на окраину города. Прощания со Славой не получилось, ему было явно не по себе. Он не верил, что они еще встретятся. Положил в руку деньги, собранные для нее всеми разведчиками. С минуту постоял, глядя в глаза, крепко обнял, уколов щетиной, и уехал на своем БТР с огромными колесами.