А утром ее разбудили и позвали во двор. Во дворе стоял хозяин и еще какой-то мужчина средних лет в сдвинутой на глаза каракулевой шапке, в длинной кожаной куртке, с автоматом через плечо. Чуть в стороне стоял Саша. Как только Ольга подошла к мужчинам, из дома выскочила одна из молчаливых, одетых в черное женщин и сунула ей в руки узелок с козьим сыром и лепешками. Женщина тут же исчезла.
— Иди с ним, — коротко сказал старик, добавил что-то по-чеченски и махнул рукой Саше, показывая, чтобы он следовал за ними. На негнущихся ногах, еще ничего не понимая, боясь верить, что свершилось то, о чем она молилась, Ольга вернулась в дом, забрала сумку и на выходе со двора взглядом попрощалась со стариком. Он остался молча стоять, опираясь на посох. Потом около двух часов они шли по тропам вниз. Ольга спотыкалась на мелких камнях и постоянно оглядывалась на идущего следом Сашу. Потом был внедорожник с двумя вооруженными чеченцами: в машине пыльно, растоптанные окурки на полу. По оползням и тропам, газуя и переваливаясь с бока на бок, доехали до дороги. Ольга по-прежнему не верила.
Трудно сказать, почему старик их отпустил. Есть на свете люди — много людей, которые отдают, не ожидая ничего получить взамен. Он жил в том ауле, как в вечности, и поступил, как положено в вечности. Мог потребовать выкуп, большой выкуп, они бы собрали, но он оказался выше этого. Даже слов благодарности ему было не нужно.
Внедорожник довез их до самого Грозного. Сидящие в нем вооруженные мужчины не боялись блокпостов. Что-то говорили в приспущенное окошко и ехали дальше. Остановились на рынке в Черноречье. Высадили их из машины и, ни слова не говоря, уехали назад.
Только здесь Ольга схватилась за сердце и присела прямо на бордюр.
Валентины Николаевны в гостинице не оказалось. Она уехала из Грозного. Не выдержала. В штабе Ольге легко дали позвонить ей домой. Военные с удивлением и любопытством посматривали на стоящего с ней рядом парня, покрытого шрамами ожогов, в гражданской рубашке.
— Валентина Николаевна, — сказала в трубку Ольга, когда услышала ее голос. — Валя! Саша нашелся. Он здесь, со мной. Приезжайте в Северный.
На другом конце трубки наступила мертвенная тишина. Ольга представляла себе, что чувствует мать. А вот сама в этот момент ничего не чувствовала. Подкатило опустошение, все эмоции растратились, и надо было время, чтобы вновь появилась возможность плакать и радоваться.
Валентина Николаевна летела до Ростова на самолете. Дорога до Грозного заняла у нее чуть больше суток. Постарела, сильно постарела, голова тряслась. Ее ждали каждую минуту этих суток. Женщины в комнате выглядели ошеломленными. Каждая из них при виде Саши представляла своего сына. В гостиницу словно влетела надежда. Саша смотрел на всех, напрягал лицо и что-то мычал. Его кормили не останавливаясь. А Ольга лежала на кровати полностью отрешенная, словно, приведя его сюда, она потеряла всякий интерес к дальнейшему. Лишь пару раз подходила к нему, смотрела в глаза и спрашивала:
— Ну что, моряк? Ждем маму?
При встрече плакали все. Собралось полгостиницы, не только матери, но и другие проживающие. Валентину Николаевну отпаивали корвалолом. После она каждому говорила: «Он меня узнал, вы видели?» Наверное, Саша ее действительно узнал: он мычал и тер себе голову. Через военных позвонили в часть, где служил Саша, надо было сделать хоть какую-то справку, чтобы увезти его домой. Приехал капитан-десантник, опознал его, обнимал Сашу и Валентину Николаевну. Капитан был растроган до глубины души, это было видно, и матери опять плакали. Лишь когда прошел час или два, Валентина Николаевна, сидя с сыном на кровати, держа его за руку, повернула к Ольге трясущуюся голову и сказала:
— Оля. Спасибо тебе!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ДЕТИ
Январь 1996
Скрипел снег. Двор дома был прикрыт белизной, только тропинки к сараям и воротам чернели от следов. Путь к яме оставался нетронуто белым. Чеченец в солдатском бушлате с меховым воротником отодвинул автомат за спину и наклонился к залепленному снегом решеточному люку, открывая замок. Ольга за его спиной заглянула в яму. Там находился человек.
Обычно на дно скидывали деревянный поддон или доски, иначе грязи будет по колено, но эта яма осталась такой, какой выкопали: на дне желтела вода. Сколько здесь мог продержаться человек в мокрой одежде зимой?
— Смотри, твой? — спросил боевик. С глубины ямы послышался сухой мучительный кашель.