Один из боевиков вышел из машины и, обойдя ее кругом, удивленно протянул:
— Ничего себе. Ни одной дырки…
— Мать, ты жива? — по губам поняла она вопрос водителя. Ей открыли дверь, она была больше не нужна. Не обращая на нее внимания, чечены тут же стали возиться с гранатометами. А Ольга на слабых ногах прошла за угол и без сил опустилась на какую-то лавочку в пустом дворе. В голове стоял звон, немного тошнило. Позже она считала, что ей в этот день повезло многократно — что не попали и что боевики не забрали ее с собой. В Ленинском районе дудаевцы собрали более восьмидесяти человек из русского населения и использовали их живым щитом во все дни боев.
Вначале в войне еще можно увидеть отблески света. В том же Грозном бывали случаи, когда боевики закрывали гражданских своими телами, выводя из-под огня русских стариков и матерей с детьми, сами выполняя роль живых щитов. Подобные жертвенные поступки происходили с обеих сторон. Но героев из детских книжек убивают в первую очередь, или они потом меняются: на войне остаются практичные люди, которые сами хотят жить. Отрезанным на блокпостах бойцам сейчас говорили по рации: «Возможности вытащить вас нет. Помощи не будет. Берите в заложники чеченские семьи и, прикрываясь ими, пробуйте выходить сами». Война шла кровавая, с мирными уже никто не церемонился.
Пролетело над головой звено вертолетов. В ухе нестерпимо звенело. Вспомнилось, что она забыла в машине пакет с подарками. От места, где находилась Ольга, до базы в Ханкале оставалось несколько километров. И она пошла туда через бои, перебежками, какими-то закоулками, пережидая и лепясь к стенам и заборам.
Три дня по всему городу шли бои. Российские войска одержали тактическую победу, боевики ушли из города, но стратегически выиграли они, показав Москве и всему миру, что сил и воли к победе у них достаточно и что война продлится еще долго.
Все эти три дня, заполненные в эфире призывами о помощи, вылетами авиации и приемкой раненых, Ольга провела в штабе в Ханкале, ночуя в гостевой палатке, а днями сидя у кабинета контрразведчика. Он появился только один раз, задерганный, с воспаленными глазами, непонимающе взглянул на нее, махнул рукой: «Подождите, я сейчас» — и снова пропал. На третьи сутки он показался у кабинета с видом человека, на котором пропахали поле, едва двигаясь, готовый заснуть в любую секунду, в любом месте, где присядет.
— А, Ольга Владимировна, — медленно произнес он, открывая кабинет.
В кабинете он долго смотрел на нее, вспоминая, зачем она здесь? Наконец вспомнил. Порылся в бумагах на столе в поисках нужного листка.
— Ольга Владимировна, что я вас вызывал… — Слова контрразведчика выходили медленно, еле слышно. — Кстати, как вы сюда добрались в этой каше?.. Вы просили узнать о капитане Грозове, командире роты, который был в танке с вашим сыном. Пришел ответ. Капитан Грозов похоронен в Туле, своем родном городе. Причем давно, полгода назад. Опознан родственниками в морге Ростова. Я поднял бумаги, и оказалось, что место его захоронения, его и еще девяти человек, указали вы, Ольга Владимировна. Сейчас посмотрю… «У дома номер 35». В Ростовском морге с 25 января 1995 года. Посчитал, что вам надо это знать… Ольга Владимировна, что с вами? Вам нехорошо?
Ольга не мигая смотрела на контрразведчика. Взгляд шел сквозь него. Она действительно побледнела, черты ее лица словно потекли.
Всплыла в памяти разбитая витрина магазина, двор в снегу. Сгоревший танк, гаражи. Первое место, куда она пришла в поисках Алеши. Русская женщина в квартире с парализованным отцом. Значит, тело капитана Грозова находилось в той общей могиле. Русская женщина не узнала тогда Алешу по фотографии, но призналась: «Я старалась не смотреть на лица — сильно изуродованные». Какая-то мысль, как вспышка, поселилась в сознании. Следуя за этой мыслью, Ольга поднялась со стула.
— Ольга Владимировна, может вам воды? Вы куда? — беспокоился контрразведчик.
— Нет, спасибо. — Я пойду. — Она уже находилась не в этом кабинете.
— Да, еще. Вы спрашивали о майоре Вячеславе Ивлееве. Сейчас он в Ростове, в госпитале по ранению, — добавил удивленный офицер.