– Ну, зачем же. Думаю, что мы вполне можем попросить его наладить нам водопровод во время отпуска, как ты считаешь?
Джесс чуть не свалилась с кушетки.
– Он сказал, что ему нравится Вирджиния! И он подумывает, не привезти ли сюда свою дочь, ее зовут Джина, и он сказал, что я ему ее немного напоминаю! А я сказала, что она сможет остановиться у меня, в моей комнате есть лишняя кровать и я, правда…
– Ну, об этом мы поговорим позже, – перебила ее мать. – Вот все, что я могу обещать.
– Надеюсь, что это будет хорошо для тебя, – выпалила Джесс.
Сердце Мэдж оборвалось.
– Что ты имеешь в виду?
Дочь вспыхнула. Смутилась. Взглянула ей в лицо так, как Мэдж в ее возрасте еще не умела смотреть.
– Он готовит, мама. Не забудь об этом.
– Персик тоже готовит.
– Персик печет оладьи и пирожки… А ты пробовала чесночный соус Майкла?
– Мистера Джордана!
– Хорошо, ты пробовала чесночный соус мистера Джордана? О, мама, пожалуйста. Я научусь делать его, и мы сможем есть спагетти, когда захотим!
Мэдж засмеялась.
– Посмотрим, – сказала она и встала на ноги.
Но тут же почувствовала такую слабость, что чуть не упала.
– Поди сюда, – позвала она Джесс.
Дочь подошла, и она сделала то, что ей хотелось сделать с момента прихода домой. Она обняла это хрупкое тельце и прижала его к своему сердцу. Она вдыхала аромат свежевымытых волос, чувствовала нетронутую нежность кожи и думала о тех далеких мгновениях счастья, когда держала на руках Джесс-младенца. Тогда она сформировала свое кредо. Пока мои дети в порядке, я тоже буду в порядке. И все эти годы так и было.
– Спасибо, милая, – сказала она с чувством. – Ты ужасно разумная девочка.
– А я что говорила! – И лукавые искорки вспыхнули в глазах.
О, этот птенец уже готовится вылететь из гнезда, правда, еще колеблясь между свободой и безопасностью. Между соблазнами большого мира и теплом материнских объятий. Но Мэдж так не хотелось отпускать своих детей! Ведь в них был весь смысл ее жизни.
– Все будет хорошо, – произнесла она, обращаясь больше к себе, чем к дочери. – Обещаю. Как будто этого было достаточно.
Майкл стоял посреди сверкающей белизной кухни, помешивал булькающий соус и терялся в догадках. На что он мог надеяться? Каждый раз, когда она входила в комнату, его неудержимо тянуло к этой женщине. Ему хотелось подойти и спрятать лицо в ее душистых волосах. Увидеть на ее губах улыбку, предназначенную именно ему. Услышать ее смех. Стереть с ее лица печаль.
Но Майкл не был уверен в своих силах. Иногда ему начинало казаться, что она сейчас вооружится поварешкой и вышвырнет его из дома. Он не знал, как надо действовать. Что бы ни говорил Энди, но он не был тем человеком, который мог бы «подцепить» эту женщину, и уж меньше всего на свете ему хотелось причинить ей хоть малейший вред.
И тут вошла она.
«Прежде всего, надо не забывать дышать, – сказал себе Майкл. – Все остальное само собой образуется».
– Нам с вами надо поговорить, – сказала Мэдж.
Он даже не удивился. Но, вдыхая аромат ее волос, почувствовал, что сердце забилось сильнее, а ладони вспотели. Страх. Притяжение. Трепет, которого не чувствовал с тех пор, как впервые взял в руки автомат.
– Я знаю.
Она стояла в дверях гостиной, бледная и суровая. Майкл с трудом удержался от того, чтобы не подойти и не обнять ее.
– Я сегодня прошелся по магазинам, – вежливо сказал он. – Можно предложить вам пива?
Мэдж неожиданно улыбнулась, и от былой суровости на ее лице не осталось и следа.
– Пожалуй, да, – выдохнула она.
Майкл достал из холодильника две банки.
– А где наш замечательный посредник?
– Переживает стратегическое отступление.
– Никогда не говорите «отступление», – посоветовал он, вскрывая банку и с удовольствием слыша характерное шипение. – Гораздо лучше звучит «перегруппировка».
Мэдж покачала головой.
– Чья это была идея?
– Мы с вашей дочерью отлично спелись. Идея принадлежит ей, а я уже продумал детали.
– Ох, уж эти мне заговорщики!
– Она замечательная девочка. Вы можете ею гордиться.
Мэдж ощетинилась.
– Я горжусь. Но есть определенные границы ответственности, например, кому разрешается приглашать мужчин в дом на неделю-другую.
– Но это не совсем…
– Мне не нужно, чтобы кто-то держал меня за руку. Я не желаю, чтобы кто-то наблюдал за мной, как стервятник, готовый обглодать мои психологические кости.
Она, должно быть, осознала, что перешла на повышенный тон, и внезапно умолкла. Сверкнула глазами. Отпила добрый глоток пива, что совсем не вязалось с ее праведным пуританским гневом.
Майкл сделал вид, что ничего не заметил.
– Я останусь, только если вы захотите говорить об этом.
– Говорить об этом? – откликнулась она, и румянец чуть тронул ее бледные щеки. – Я говорила об этом до хрипоты. Я кричала и бросалась на людей и оскорбляла совершенно посторонних. Ничего хорошего. Если хотите знать, пригласив вас к себе в дом, я совершила самую дурацкую ошибку из всех, которые делала в своей жизни, и я не собираюсь повторять ее.
Майкл помедлил с ответом.
– Дурацкая? – спросил он наконец.
– Знаете, – осторожно сказала она, – я не считаю, что ваше желание помочь нам – удачная идея. Я не хочу занимать ваш отпуск и вполне могу найти подрядчика, чтобы закончить работу…
Майкл протестующе поднял руку.
– Вы, наверное, не представляете, что у меня на уме, – сказал он, искренне надеясь, что будет правильно понят. Он словно шел вслепую по минному полю, не зная плана минирования и не умея обезвредить мины. – Я буду почти все время в гостинице. Гарантирую хорошую работу и хорошее поведение… Уверен, что Персик с удовольствием присмотрит за мной. Я знаю, что, вернувшись сюда, разворошил кое-какие воспоминания… Но, думаю, смогу вам помочь избавиться от этого.
– Я не нуждаюсь…
– Это не означает ничего иного, как просто посидеть и поговорить вечерком, когда вам не спится. Я знаю, как трудно бывает людям, которые не избавились от ночных кошмаров.
– Вы думаете, меня мучают ночные кошмары?
– После Кореи у нормального человека иначе быть не может.
На мгновение он подумал, что ее хватил удар.
Ее глаза расширились, тело напряглось, рот слегка приоткрылся. Жестянка с пивом хрустнула у нее в руках.
– Дышите! – поспешно скомандовал Майкл.
Она откликнулась, как разбуженный лунатик.
– Что такое?
Он улыбнулся.
– Вы перестали дышать. Трудно принимать серьезные решения, когда в мозг не поступает кислород.
Она покачала головой:
– Я в порядке.
Он поднял обе руки – классическая поза сдающегося.
– Хорошо. Но можно я уйду после обеда? Я весь день готовил этот соус!
Мэдж улыбнулась, ее лицо немного смягчилось:
– Меня еще никто никогда не упрекал, что я не накормила голодного мужчину. Да Джесс меня бы на месте убила!
Майкл кивнул и допил свое пиво.
– В таком случае я пойду умоюсь. Когда появятся Персик и ваш сын, мы сядем к столу.
Все шло не так, как он задумал. Он хотел сказать «спасибо» выходившей его женщине, выполнить задачу, поставленную перед собой в День Памяти, и уйти. Вернуться к своей обычной жизни.
Вместо этого он обнаружил, что хочет здесь остаться. И не потому, что чувствовал себя в долгу перед ней, не потому, что Мэдж вытащила его с того света. А потому, что она была нежная и добрая. Потому, что у нее были глаза цвета дождя. Потому, что она пронзила его сердце в тот момент, когда повернулась к нему, улыбаясь.
– Идиот! – сказал он своему отражению в зеркале ванной.
Отражение не возражало. Оно только нахмурилось, прекрасно понимая, во что он влип. И ему покупалось, что из глубины зеркала послышалось ответное: «Идиот».