Тони обернулся к дому, явно ища глазами того, кто с ними заговорил, но освещение здесь было намного тусклее, а на улице стало совсем уж темно, так что увидеть, чем они занимаются, тот мужчина не мог. Макс неожиданно быстро натянул на лицо вполне убедительную маску гостя на светской вечеринке, но не напыщенного, а подвыпившего, как и его собеседник, к которому парень шагнул в тень ветвей дерева.
– Что он делает? – тихо спросил Ал у Тони, но тот предпочел не отвечать.
Собеседник Макса тем временем отделился от него, с невозмутимым видом прислонился к дереву и закурил, а когда закончил, подозвал Ханса обратно небольшим кивком и незаметно передал что-то. До Ала дошло, но он не мог поверить своим глазам, пока Макс не передал, так же незаметно, это что-то Тони. Тот с меньшей скрытностью достал из внутреннего кармана пиджака зажигалку и прикурил не обычную сигару.
– А мне? – тут же ляпнул Ал и протянул руку.
Макс посмотрел на него, как на упрямого ребенка, который не в состоянии прекратить истерику в магазине. Но на удивление заговорил Тони:
– Нет. Мы отвечаем за тебя.
В голове снова вспыхнуло чувство дежавю. Только теперь Ал смог с точностью выудить воспоминание из своей памяти. Двое мальчишек забираются на самые высокие ветки старого раскидистого дерева. Ал хочет тоже, но не может без посторонней помощи, да и светловолосые мальчики заняли самые удобные места, куда можно добраться. Он просит ему помочь, уступить, когда оба мотают головой и один из них говорит, что они будут за него отвечать, если он свалится. Только Ал не мог вспомнить, кто из них.
Ему не стало так плохо, как в коридоре или спальне второго этажа, однако желание сделать что-то запретное усилилось в разы. Почувствовать что-то острое, а не тянущее, как тогда в парке.
– Тогда я все расскажу вашему отцу, – упрямо произнес Ал, отводя взгляд от черных силуэтов ветвей дерева на фоне звезд, завивающихся, словно щупальца чудовища. – Раз уж взялись пасти меня везде, то я тоже…
Он не договорил, потому что Макс непривычно громко фыркнул. Из чистого упрямства, а не из-за того, что бережет Ала. А вот Тони согласился.
– Ладно, твое дело, – и он сунул руку в карман Макса, тут же передав косяк с зеленым содержимым Алу.
Тот принял его, подождал, пока Тони подожжет кончик, чиркнув зажигалкой, даже поднес к лицу, пусть уже и без той уверенности. За эти пару секунд у него промелькнуло множество мыслей. О том, что стоит спросить, что это за дрянь, но он все равно не разбирался в траве. О том, что Тони сказал, что они «не сильно, и никто не заметит», а значит, от одного косяка ничего не будет. О том, что он сам говорил себе в детстве о том, что никогда не будет злоупотреблять алкоголем, курить и употреблять наркотики. О том, что его могут отравить. И какая-то из этих мыслей заставила его остановиться. Хотя, это вряд ли был здравый смысл, Ал просто струхнул.
– Что такое? – мягко спросил Макс, присоединяясь к игре брата, который замер в ожидании, пока Ал не сделает то, о чем попросил, первым.
– Вы первые, – неловко пробормотал он.
– С чего это? – мягкий тон Тони смешивался с высокомерной насмешкой.
– Вдруг, хотите меня отравить.
Макс потерял мягкость в лице, раздражительно вздохнул:
– Боже, это просто химка.
И затянулся, уже не обращая на Ала никакого внимания. Тони же все так же насмешливо смотрел на Ала, но сделал то же, что и брат. Теперь они оба были похожи на отца, пока тот курил. А когда Ал снова поднес сигару ко рту, все же замерев в решающий момент, вспомнив о том, как закашлялся когда-то давно, когда из такого же упрямства, как сейчас, закурил сигарету дяди Карла, Тони одним движением руки толкнул косяк Алу в рот и хлопнул по подбородку, чтобы он закрыл рот. Макс попытался дать брату подзатыльник, но потерпев поражение, начал ругать его за этот жест, а Ал, поняв, что отступать поздно, глубоко вдохнул.
Он все же закашлялся. И Макс отвлекся от того, чтобы ругать Тони.
– Пусть отвечает за свои слова, – произнес последний, когда и Ал, и Макс стихли. – Он сам захотел.
Ал поднес сигару ко рту во второй раз, но Макс его остановил. Ал мигом понял, что упрямству на лице не место и уступил место жесткости. Видимо, у него вышло, потому что Макс, сдавшись, произнес: