– Идешь дальше по парку до водонапорной башни. Там оставишь один пакетик в правом ближнем столбе, два в правом дальнем, один из них в землю. Доходишь до конца парка, один пакетик в правый столб ворот для автомобилей.
Он остановился, и Ал снова кивнул.
– Обходишь район справа по кругу, выходишь на третью улицу.
Ал скис, он надеялся, что не придется выходить в жилые кварталы.
– Дойдешь до ресторана перед перекрестком. Оттуда возвращаешься назад наверх, в переулке после третьего от ресторана дома в конце под карнизом справа оставшиеся два пакета. Все понял?
– Ага, – промямлил Ал и начал мысленно прокручивать в голове инструкции.
На удивление, он запомнил все довольно четко, видимо в стрессовой ситуации мозг решил включиться, однако на всякий случай переспросил сколько пакетиков и где надо оставлять. Мужчина повторил и дернул Ала за рюкзак, разворачивая его. Тот напрягся, но услышал лишь звук раздвигающейся молнии и шуршание полиэтилена. Ал вздохнул, когда его отпустили. Оставалась лишь одна проблема – его топографический кретинизм. Он прекрасно помнил, как перепутал право и лево, из-за чего чуть не погиб человек. Хотя этот маршрут словно составляли для него – все справа. Он опустил плечи. Почему-то мысль о том, что сказал бы Клиффорд, узнай он, чем Ал занимается, заставила его засомневаться намного больше, чем мысль о том, что сказал бы отец или дядя Карл.
– Дорогу ни у кого не спрашивай, – тем временем произнес мужчина. – Деньги получишь, если справишься, только за закладки.
– Сколько? – кисло уточнил Ал.
В темноте раздалось хмыканье.
– Ты в аптеках бываешь?
Ал промычал что-то, не зная, как отвечать на такой вопрос.
– Вот и спроси, сколько стоит эфедрин, – посоветовал мужчина и толкнул его вперед. – Вот столько денег, плюс закладки, будешь должен, если облажаешься.
Ал предпочел о таком случае не думать.
– Понял, – произнес он и сообразив, что ничего его здесь больше не держит, вышел на улицу.
Взгляды отошедших от палатки двух мужчин скрылись от Ала под тканью капюшона, который он вновь натянул, не забыв сунуть в рот веревочку. Спину тяготил груз нескольких граммов, а уши – удары басов. Но он должен был выглядеть естественно. И пусть Ал постоянно снимал наушники, чтобы убедиться, что случайный шум был частью песни, а не психозом, подползавший к горлу животный страх был лучше угрызений совести.
Оглянулся он лишь когда решил убедиться в том, что пробегавший мимо спортсмен скрылся в темноте, а затем спрятался за внушительным булыжником. Один.
Он растянул рукава толстовки, потому что боялся оставить отпечатки вспотевших пальцев, но достиг водонапорной башни. Два.
Дыхание сбилось, словно он бежал, и Ал вспомнил о времени, он опаздывал, но осталось совсем немного. Три.
Не совсем понимая, куда нужно идти, Ал двигался на шум машин, надеясь наткнуться на перекресток. При виде ресторана азиатской кухни, у него заурчало в животе, а у расположенных близко друг к другу двухэтажных новых домов Ал просто не мог не вспомнить о Японии. Он рывком сдернул наушники и глубоко вдохнул. Никто за ним сейчас не гонится. Кроме мысли о том, что сказал бы Юдзуру, увидев его. Продолжил бы говорить, что Ал не плохой?
Он свернул в переулок. Четыре.
Несмотря на то, что Ал все еще стоял в полной темноте, зажатый в узкой улочке, заканчивающейся тупиком, он испытал непреодолимое облегчение. Ноги его не удержали, и он осел прямо под карнизом, куда только что запихнул последние граммы злосчастного порошка. Он посмотрел на время. Ровно полночь, он даже уложился в тайминг. Ал поднялся на ноги и направился к выходу из переулка. Подумав о том, как будет добираться до дома – он не был уверен, что автобусы все еще ходят, – вдруг увидел, как освещенную уличными фонарями улицу загородила чья-то фигура. Ал понял, что этот человек знает, чем он занимался в этом проулке, потому что посторонился, не задавая вопросов, чтобы Ал вышел. Но как только фигура протиснулась мимо, парень замер. Не может быть, он просто вспомнил о…
– Клиффорд?
Шорох одежды за спиной стих, и Ал тихо, словно в замедленной съемке, обернулся. На мужчине все еще была панама, только без рисунка, и рубашка была та же, что летом. Клиффорд сделал к нему шаг и стянул капюшон. Ал не сопротивлялся, однако взгляд поднял не сразу. А когда понял, увидел в светлых зеленых глазах не осуждение, а удивление и жалость. Осознание, почему Клиффорд не узнал его первым, обрушилось так резко, словно кто-то скинул Алу на голову кирпич. Он, в отличие от Клиффорда, не выглядел, как раньше.