– А с чего мне знать, что эта сделка не сорвется?
– Отец не убьет себя, – спокойно ответил Ал. – Я мертв, он жив. В безопасности.
– Я говорил не про твоего отца, – возразил Гор. – Я говорил про тебя. Ты готов заключить эту сделку? Готов умереть?
Он вытянул руку по направлению к Шизуко. Тот молча вложил непонятно откуда взявшееся оружие в руку Гора.
В Але взметнулось что-то еще, снова животное. А может, человеческое, что доказывало, что он все еще жив. Но тут же потухло, как спичка. Но телу импульс уже был послан.
Ал встал. В глазах потемнело, в ушах зазвенело, ноги оказались ватными, он прикрыл веки, чувствуя себя так, словно плывет на волнах, но наклонился всем весом вперед. Руки отца не смогли его удержать. Из-за отсутствия полного контроля над телом и инерции, Ал сделал еще пару шагов вперед. Ступни пронзил холод, из правой руки выскочила игла капельницы.
– А вы не видите, в каком отделении находитесь? – спросил он, глядя в лицо Гору.
Тот молча выставил пистолет, приставив его ко лбу Ала. За спиной послышался сдавленный голос, или стон, или выдох и странно неуместный скрежет металла. Ал не обернулся, не моргнул, он уперся лбом в холодный металл, навалился на него, чтобы удержать себя на ногах.
Гор выстрелил. Ал моргнул, но запоздало. Спусковой крючок был нажат, грохот в ушах оказался иллюзией, когда веки медленно опустились, а затем снова поднялись.
Ал только сейчас почувствовал, что его сердце все еще бьется. Не быстро, не медленно, но громко, показывая, что он жив, все еще жив, что это не мозг сотворяет с ним эту странную иллюзию, пока он лежит на полу дома в агонии. Что пистолет не был заряжен. Что лезвие оказалось недостаточно острым.
Гору этого оказалось достаточно. Лицо его не было мягким, злым, оно было никаким, как у фарфоровой статуи. Он молча встал, молча вышел за дверь. Так же, только беззвучно, вышел Шизуко.
В оставленной на секунду открывшейся дверью луч осветил стул, на котором сидел Гор. Уже в полумраке Ал подобрал что-то маленькое, ключ. За спиной послышался еще более неестественный звук, что мальчик слышал до этого, равномерный, как тиканье часов. Он бы подумал про то, что в палате есть раковина с подтекающим краном, или то, что он слишком резко дернул капельницу, и шланг открепился от пакета с содержимым. Но капало с руки отца.
Мирон смотрел на свою ладонь, словно впервые ее видел, с нее тоненькой струйкой, каплями ударяющуюся об кафельный пол, падали бусины крови. Ал хотел подскочить или подойти, во всяком случае совершить движение более быстрое, чем тот слабый шаг, который у него вышел. Он упал на больничную койку, еще теплую, и это словно вернуло его в то приятное забвение, оставив позади весь адреналин.
Он не понимал, что чувствует и чувствует ли вообще что-то от осознания. Вместе с шорохом простыней, когда его тушка приземлилась на них, раздалось то странное звяканье, которое послышалось, когда он с этих простыней вскочил. Блеснул металл. Со спинки койки свисали наручники. Ал перевел взгляд на отца.
– Сломал? – тупо спросил он, глядя на его руку, большой палец на которой был слишком уж прижат к ладони.
Вместо ответа отец приблизился к нему почти вплотную, взял здоровой ладонью за щеку, второй прикоснулся запястьем, чему Ал был благодарен. От ощущения крови на лице его бы вырвало даже после комы.
– Никогда больше так не делай, – прошептал отец.
Его губы тряслись, а лицо словно не понимало, какое выражение принять. Ал не успел ответить, как носом снова уткнулся в кожаную куртку. Он не знал, сколько так просидел, несколько секунд, минут или часов, когда голос отца снова вытащил его из забвения.
– Ты собирался это сделать, – прошептал он. – Я слышал, что ты говорил. Слышал тебя. Ты сдался.
Ал не мог сказать, что это так. Даже если бы знал, даже если бы был уверен, что это так.
– Нет, – слова получались тягучими, словно мед. – Я просто плохо себя чувствую. Я не чувствую. А без чувств получается хорошо играть.
Отец словно маленький ребенок упрямо замотал головой.
– Ты сдался, – Ал понял, что он плачет не сразу. И это было страннее, нереальнее и страшнее, чем все, что случилось после того, как он очнулся. – Прости. Проси меня.