Ал не мог сказать, что прощает, что не прощает тоже. Он злился на отца все время, хотел, чтобы тот извинился, извинился искренне, но не хотел услышать мольбу о прощении. Он просто отключился. Организм не был способен функционировать и чувствовать одновременно. Поэтому, когда пришла боль, отключилось тело. Он не слышал ни звука, не ощущал прикосновений, напряжения мышц. Но через какое-то время действительно стало тихо. Ничего не могло случиться, но Алу все равно нужно было проверить, что отец все еще жив, а тело не сжимает в тисках что-то не родное, не живое.
– Папа, как я здесь оказался? – спросил он.
Ответ пришел не сразу.
– Я понял. Я понял, что ты будешь дома. Успел.
Отголосок слов еще звучал в голове, когда Ал понял, что свет снова меркнет, но впервые чувствовал разницу между тем, когда умираешь, и когда засыпаешь, понимая, что это не навсегда.
Чувствовать
Двадцать третьего ноября Ал проснулся слишком близко к двадцать четвертому. Он смог определить это еще в палате по темноте за окном. Странно было осознавать, что в последний раз солнечный свет он видел несколько дней назад, хотя в полностью бессознательном состоянии провел только один.
Он долго рассматривал комнату, в которой находился. Койка с опущенными белыми металлическими бортиками, слишком высоким, но твердым матрасом. К руке снова прилепили пластырь, удерживающий иглу капельницы. Физраствор мерно капал в трубку, бликующую в слабом свете, все еще льющемся из-за двери, за которой было все так же тихо, как в предыдущий вечер. Только теперь никого не было и в палате Ала, даже отца. Казалось, что его бросили в заброшенном здании, ушли, забыв о нем, как и о не выключенном свете.
Тишина мерно перерастала в звон в ушах, и затихала обратно, растворяя связь с реальным миром. Голые деревья за окном едва шевелились от ночного ветра, но ни одна из веток не касалась окна, порывы воздуха не стучали по стеклу. Несколько дней дождя закончились, ни одна капля не мелькала в темноте, разбиваясь об асфальт.
Впрочем, какой-то звук все же долетел до ушей. Гул в них оказался тихим жужжанием лампы за дверью. Ал, словно завороженный, спустил ноги с койки и пошел на звук. Резкий дискомфорт сразу от трех вещей: холода, пронзившего ноги, ощущения иглы в запястье и расплывающейся решетки на маленьком окошке двери, отдался слабостью во всем теле. В глазах потемнело, но Ал нашел в себе силы выдернуть иглу и одним шагом преодолеть расстояние до двери. Она все же оказалась открыта.
В коридоре, обжегшем глаза ярким светом, гул в ушах усилился, помимо холода ступней коснулись неприятные катышки грязи, занесенной с улицы. Ему снова стало плохо, и он тут же приземлился на одно из сидений за дверью. Стараясь одновременно восстановить зрение и способность анализировать происходящее вокруг, Ал понял, что до ушей долетает еще один звук – равномерное тиканье. Он поднялся на ноги и, держась за стену, побрел к его источнику. За широким проемом в стене, единственным, помимо белых железных дверей, на весь коридор, расположился неосвещаемый уголок. У дальней стены под окном стояли несколько больших горшков с торчащими листьями растений, справа за углом – синий диван, над ним часы. Тоже за решеткой.
– Почему ты не спишь?
Ал повернул голову на голос. Слева в закутке расположился пост медсестры. Он ее не заметил. Пухлая женщина вышла из-за своего стола и подошла к нему почти вплотную. От нее пахло кофе и какими-то лекарствами. Лицо ее не было сердитым, но и не добродушным, скорее, заинтересованным.
– Ты из какой палаты? – Ал не ответил, потому что не знал. Но женщина кивнула и заключила сама: – Реанимационной.
– Я был в реанимации, – заключил Ал. – В коме?
– М-м, – промычала она, взглянув на правую руку Ала и потянувшись за ней. – Да, около суток, милый.
Теплая сухая ладонь скользнула по коже, и Ал одернул руку. Лицо медсестры приняло менее отстраненное выражение. Ал бросил взгляд на бейдж, закрепленный на обширном бюсте. Голди, фамилия которой была замазана чем-то белым, была заведующей одного из больничных отделений и уставилась на него, словно ожидая чего-то.
– А где папа? – ляпнул Ал первое, что пришло в голову.
– Папа дома, милый, – тут же ответила она.
Ала замутило от звука женского голоса, произносящего такие слова.
– Ему нужно было отдохнуть, он ночевал в больнице. К тому же, тебе нужно принести некоторые вещи. Думаю, он приедет утром.