Кэрри молчала. Ал давал себе передышку, в которой, в прочем не нуждался, он исчерпал запас эмоций и, сидя в ожидании, пока психолог снова не заговорит, едва не зевал.
– Твой папа так думает?
Зевок ухнул куда-то вниз, как сдувающийся шарик.
– Нет, – почти неслышно ответил Ал.
– Он смог бы так думать после твоей смерти?
В глазах защипало. Ал не успел удивиться, как ощущение тут же пропало.
– Нет.
– Ты поэтому до конца оставался рядом с ним, несмотря на то что это причиняло тебе боль?
– В каком плане? – не понял Ал, все еще слыша слова Кэрри лишь наполовину, словно сидел не в двух метрах от нее, а в двадцати.
– Знаешь, в любых отношениях надо в первую очередь не причинять себе боль, если она становится регулярной, – объяснила Кэрри. – Идти от худшего к лучшему, понимаешь?
– И что же, мне надо было уйти? – непонимание Ала перестало доходить из тоннеля. – Мне четырнадцать, куда я… Я бы умер без него. Да и дело не только в этом. Мне что, не любить тех, от кого мне всегда всего мало?
– А они тебя любят?
Ал моргнул, прежде чем ответить. Он не знал, от чего замялся, от странности вопроса, от очевидности ответа, от того, что не думал об этом раньше.
– Да, любят.
– И тебе не обязательно не любить их, уходя, – Кэрри наклонилась вперед, мягко, но явно пытаясь достучаться до него. – Не обязательно ненавидеть их или себя, тяготить душу. Если тебя любят, предлагают помощь, не отказывайся. Но никто, кроме тебя не окажет тебе такую помощь, которую ты можешь оказать себе сам. Иногда нужно поступать так, как будет лучше для тебя, даже если близким будет больно.
Ал молчал, безвольно откинувшись на спинку пластикового белого стула, одновременно и переваривая информацию, и отключившись. Но не вслушиваться он не мог. Кто он такой, чтобы после такой долгой борьбы за то, чтобы быть услышанным, самому не слушать?
– Ты сможешь не ненавидеть? – после паузы спросила Кэрри. – Простить отца?
Он уже говорил это сегодня. Он не верил в прощение, слово «прости» могло быть необходимым, таящим в себе искренность или равнодушие, «прощаю» могло быть лишь достойным ответом, впрочем, не таящим исключительно свое значение. То, за что ты обижен, из прошлого не стереть. Возможно, стереть можно разбитую любимую вазу или испорченную кофту, но у Ала в семье не извинялись и за более серьезные вещи. И ответить прощением он мог только с остававшимся навсегда осадком.
– Смириться… – начал он, но не закончил.
Ему не нравилось это слово. Он не любил мириться. С тем, с чем не может справится. Поэтому убил себя, не стал мириться. Но сейчас смирение подразумевало время, долгую жизнь, которую он не может себе обещать. Не потому, что не выдержал бы того, чего не выдержал уже, а предательства самого себя. Он не был с собой честен слишком долго, и пообещать себе то, что ты можешь это пережить, а потом не выдержать и пустить пулю в лоб – слишком горькое предательство.
– А себя, ты сможешь простить, Алекс? – спросила Кэрри. И он был готов, если не ответить, но спокойно принять вопрос, если бы она не добавила: – Не винить себя?
Внутри это вывело его из себя. Без жара, но с огромной неприязнью он хотел крикнуть на нее, но снаружи замер.
– Ты не отрицал, что не виноват в издевательствах над тобой, в своих чувствах, – продолжила она, словно не замечая его реакции. – Тогда в чем? В смерти?
Слишком неожиданно было это почувствовать, слишком долго лицо не наполнял жар, грудь не сковывал самый настоящий страх. Поэтому секунду, на которую замолчала Кэрри, было достаточно, чтобы понять: она все знает.
– В своей смерти? – добавила она, но было поздно.
«У тебя провалы в памяти, милый?».
Даже если отец сказал Кэрри на его единственной консультации, состоявшейся перед тем, как Ал лег в больницу, о том, что его сына покалечила смерть друга, она не могла об этом говорить из-за правила неразглашения. Но сейчас тонкий едва заметный намек промелькнул не про него и не про того друга, про которого мог сказать отец, не про ту смерть. Не тогда, когда накануне Ал выворачивал себя наизнанку из-за красного цвета на рисунке робота и такого же молодого врача, не когда он не помнил, что сделал и что сказал, перед тем как отключиться. Но если сказал, то о Клиффорде.