Выбрать главу

– Я уже ответил на этот вопрос, – выдавил Ал.

Он не знал, выдавало ли что-то его лицо или нет, но ему было все равно. Он не собирался больше ничего говорить.

Кэрри не вышла вместе с ним, чтобы передать кому-то или проводить до палаты. Ал был рад, что хотя бы при этом коротком походе по лестнице его не будут пасти каждую секунду, если бы не остался вариться в собственном соку.

– …острая реакция. Это триггеры.

Триггер. Этим словом можно было четко описать то, о чем Ал не мог говорить. Проблемы с отцом, издевательства в школе, ссоры с бабушкой, самоповреждения – со скрипом, но он мог заставить себя говорить, хоть и не видел пользы. Он не был дураком, даже если бы он поверил Кэрри, поддался на ее просьбу открыться, чтобы проговорить и проработать все, что его волновало, то понимал, что люди работают с психологами годами, что у него слишком много проблем, которые займут слишком много времени. Намного дольше, чем он сможет переживать эту эмоциональную мясорубку и задержится в этом месте. А недавний нервный срыв показал, что не все он может заново пережить даже без слов.

Миллард заметил его и положил трубку, дружелюбно улыбнулся.

– Как дела, милый?

Ал пожал плечами и первым направился к лестнице в знак того, что не хочет продолжать разговор. Миллард догнал его в один шаг.

– Тебе становится лучше после разговоров с психологом?

– Нет, – резко бросил Ал.

– Тебе тяжело говорить? – Ал лица Милларда не видел, но знал, что он продолжает все так же механически улыбаться, как неживой манекен.

– Да.

Шаги радом затихли.

– Милый, послушай меня.

Ал заставил себя остановиться. Но чтобы обернуться понадобилось намного больше усилий. Миллард нагнулся и упер руки в колени, чтобы посмотреть Алу в глаза на одном уровне. Тот смотрел в такую же спокойную восковую пыльную зелень, как и все остальное: бледная кожа, белая одежда, но в бликах таилась настоящая жизнь.

– Я здесь, чтобы тебе помочь, – Миллард зачем-то выделил предпоследнее слово. – Сейчас я хотел предложить тебе кое-что еще. Если тебе тяжело говорить, тяжело проявлять себя физически, ты не можешь рисовать, то попробуй писать. В разговорах с психологом ты преуспел пока что больше всего, излагать слова на бумаге возможно получится лучше.

Ал продолжал смотреть ему в глаза, пытаясь разгадать этот странный блеск, с трудом осознавая смысл сказанных ему слов.

– Я подумаю, – ответил Ал. Он собирался что-то добавить, но Миллард перебил его туманным и намного менее картонным голосом.

– Говорить намного проще, когда у тебя есть о чем. Будешь уметь говорить – тебя начнут слушать, что подарит тебе огромную силу менять мир под себя.

Ал пребывал в некотором оцепенении секунду.

– Чьи это слова? – обратился он к Милларду. Тот продолжал смотреть вперед, туманно улыбаясь чему-то своему.

– «Мораль падет, наглейший будет прав. А как же: сила есть, ума не надо», – он все же посмотрел на Ала. – Шекспир.

Миллард развернулся, но не для того, чтобы пройти дальше по коридору. Они остановились у одного из карманов третьего этажа, где стоял просиженный кожаный диван и широкий книжный шкаф. Только когда Миллард подошел к нему и, пройдясь глазами по полками, достал одну из пыльных книг, Ал понял, что это не просто декорация, к которой никто никогда не прикасался.

Миллард поманил его пальцем, и Ал подошел, без особого интереса приняв пьесу Шекспира. Миллард, начав что-то напевать, вернулся к разглядыванию книжных полок, а Ала привлекло кое-что другое. Газета. Может быть, привычка добывать информацию самому въелась в него слишком плотно, а может, навязчивая мысль заставила не обращаться за помощью к отцу. Газета, конечно, не настолько хороший информатор, зато сохранит твои секреты.

Миллард протянул Алу еще одну книгу. Тоже Шекспира. Название «Макбет» отозвалось в нем чем-то знакомым, а чувство дежавю уже привычно вызвало прилив тошноты, но Ал был уверен, что такие книги раньше не читал. Он, не глядя, принял и ее, украдкой стащив с полки новую, особенно по сравнению со всем остальным наполнением стеллажа, газету. Чувствовал он себя при этом так, словно что-то ворует, но никто не должен был судить его за обычную газету. Миллард, во всяком случае, проводил ее молчаливым взглядом.