– Думаю, тебя может заинтересовать более современная литература, – Миллард улыбнулся. – Американская, может, итальянская.
Ал хотел спросить, похож ли он на фаната пиццы, другого объяснения словам Милларда он не находил, но в итоге молча сделал первый шаг к палате, убедившись, что больше от него ничего не хотят. Миллард так же молча, продолжая улыбаться чему-то своему, последовал за ним. Только у двери в свою палату Ал вспомнил, для чего вообще заговорил с Миллардом.
– Я согласен.
Миллард склонил голову набок. Ал пояснил:
– Согласен снова попробовать. В комнате гнева.
Миллард снова улыбнулся.
– Конечно.
Ал без проблем согласился подождать вечера, пока не придет время идти со всеми. Оказалось, что в эту комнату водили не всех обязательно, а только по желанию. Причем даже тех, чьи болезни не давали подпускать их к красной стойке. Ал не знал, зачем они приходили, чтобы просто посмотреть на то, как свой гнев срывают на прогибающейся под кулаками коже, действующей на детей, словно красная тряпка на быка. Хотя сам он шел почти за тем же. Запертый в кабинете психолога гнев обернулся апатией, и Ал понимал, что если он снова не сорвется, то просто не сможет выплеснуть из себя хоть что-то. Но также понимал, что, если он откажется говорить, ничем хорошим это не обернется. Надо сделать хоть что-то. И психолога он все-таки услышал.
На этот раз ребят было меньше. Помимо запомнившихся Реджи, который снова пробыл у стойки дольше всех, тихо сидевшей у стенки девочки с русыми косичками с узлами из волос на концах вместо резинок и Иссы, который в этот раз к стойке так и не подошел, лишь скучающе развалился на кровати, Ал заметил Оливию. Она выглядела более насуплено чем обычно, но вместо ударов, из-за которых она покраснела и запуталась в длинных кудрях, у нее получились скорее беспорядочные махи руками. Голди остановила ее, когда с ее рук начали сползать повязки. Оливия послушалась не сразу, но все же без дополнительных действий со стороны врача покинула комнату вместе со всеми.
Ал снова не пошевелился, глядя в удаляющиеся спины в одинаковых белых кофтах, затаившись в своем углу. Только когда Миллард закрыл дверь за бросившим заинтересованный взгляд на Ала Иссой, тот встал. Он попытался почувствовать что-то помимо подкатившего к горлу комка тревоги, толчок, заставивший его ударить санитара, но был вынужден лишь больно сглотнуть. Ну и пусть. Это, в общем-то и не было его целью.
Ал сжал кулак, прикоснулся к красному покрытию стойки, но не дал тремору окончательно захватить руку. Замахнулся и нанес четкий резкий удар. И испытал мрачное удовольствие. Отец, научивший его бить, был бы доволен. Стойка отлетела в сторону отпрянувшего Милларда, который не сразу сообразил, что она надежно закреплена к полу и лишь срикошетила в сторону увернувшегося Ала. Он не собирался продолжать. Он сделал то, что от него хотели, и этого достаточно.
Ответив отказом на вопрос Голди, нужно ли ему время на то, чтобы продолжить, он вслед за Миллардом вышел в коридор. Оказавшись на достаточном расстоянии от комнаты гнева, Ал взглянул на провожатого.
– Теперь я могу получить помощь.
Миллард склонил голову в вопросительном жесте.
– Вы говорили, что я получу помощь, если смогу выплеснуть эмоции, не вредя себе и окружающим.
Миллард тихо хмыкнул.
– Я говорил про помощь этого всплеска, милый, но, – он бросил на него тот редкий, но так ясно заметный на фоне деланного дружелюбия, заинтересованный взгляд. – Какую помощь ты хочешь получить?
Ответ был готов, но Ал слегка помедлил: не найдется в нем резкого желания чего-то еще. Не нашлось.
– Поселите меня в палату к кому-то. Я видел, как другие дети живут вместе.
Миллард смотрел на него все так же, но долгого диалога Ал вести не собирался. Устремил взгляд перед собой и бросил:
– Не хочу быть один.
Конечно, Ал не был уверен, что его требование кто-то выполнит. Миллард скорее всего считал его интересным пациентом, попавшимся на практике от университета, не более. Даже если он уже работал и был полноценным сотрудником, то явно не был уполномочен переселять пациентов. Он мог замолвить за Ала словечко, но у него не было ни одной причины идти у того на поводу. Поэтому выходя на следующий день с завтрака, Ал решил довольствоваться лишь тем, что смог не сорваться и сделать все с умом, без истерик. Но у стойки регистрации его остановила Голди.