– Первым делом я не стал сотрудничать с полицией, не искать тех трех оставшихся, кто был тогда у нас дома, а заперся в Рублик за человеком, который появился за пару мнут до прихода полиции. Он не был заодно с теми, кто хотел нас убить, но и другом не был, – отец побарабанил пальцами по колену, явно хотев закурить. – Но он помогал. Что бы я ему не говорил и не делал. Возможно, из-за вины, – он хлопнул себя ко колену, успокаивая руку, Ал только сейчас заметил до сих пор не зажившие до конца следы от наручников у него на запястье. – Он мог взять меня к себе, как Мэрилин или Бэна…
Ал услышал брошенное на ветер окончание предложения, но отголосок имени Клиффорда сполна не почувствовал. Отец бросил на него беглый взгляд и видимо счел его состояние приемлемым настолько, чтобы продолжить. Так и должно было быть.
– Но лезть не в свое дело у нас семейное, – Мирон тихо хмыкнул. – Так что просто работать на него я не мог. Конечно, мы работали вместе. Но потом о тебе узнал Гор.
Тон его стал тише.
– Хотя сначала он узнал о мне. Отъехал в Нью-Йорк, а потом понял, что там делать ему нечего. Потому что кто-то замолвил за него нехорошее словечко. – Ал смотрел на него вопросительно, ожидая подтверждение догадки, и отец ткнул пальцем себе в грудь, подтвердив ее. – У Гуру большая власть на западном побережье. У Гора тоже. У меня власти нет нигде и везде одновременно. Потому что ее дают связи. У них много знакомых в Калифорнии. У меня по парочке, но в разных местах. Не будем обсуждать, что из этого полезнее, до их уровня я в любом случае не дотяну. Но Гора хватило знакомых, чтобы послать за мной головорезов прямо из Нью-Йорка. Карл предупредил меня, но тогда я уже успел оставить тебя одного.
Отец перестал смотреть ему в глаза, и Ал воспользовался этим, чтобы подумать, вспомнить. День, когда отец свозил его пожарить сосисок за город, но выглядел при этом довольно нервно.
Ему нужно было вывести Ала из города. На всякий случай.
Они возвращались и остановились, не доезжая до пригорода Сакраменто пару километров. Отец остановился на заправке, оживленно разговаривая с кем-то по телефону и пошел платить за бензин, сказав сидеть в машине. Ал вышел, чтобы спрятаться за пыльно-желтоватую горячую дверцу их пежо со стороны тени. Может, фигура единственного человека на парковке рядом с фиолетовой машиной расплывалась из-за нагретого размыленного воздуха. Может, его память действительно что-то из себя вытеснила, защищая нервную систему. Потому что воспоминание было недостаточно страшным, чтобы мучатся потом от кошмаров восьмилетнего ребенка. Ведь скрывая от сестры новоприобретенный шрам, засыпая через пару месяцев уже у дяди в квартире во Владивостоке кошмаров не видел.
– Ты, наверное, не можешь сейчас не замечать моей причастности к тому, что это ты пострадал в тот день, – серьезно и горько произнес Мирон, выводя Ала из своих воспоминаний. – А я не мог не замечать Карла. Я снова отдалился, от всех, но к нему вернулся на этот раз сам. И за эти годы мы стали достаточно близки, чтобы я мог доверить ему твою жизнь. Может, зря, но и мне тогда ее доверять нельзя. Никто из нас не справился. Но от себя я не убегу, верно?
Горечь исчезла с лица отца, насколько это было возможно. Ал не ответил. И не успел бы. И он, и отец одновременно увидели, как Голди отделилась от своего молчаливого поста, явно заметив перерыв в их разговоре, чтобы напомнить о времени.
– Бабушка звонила, – быстро произнес отец, словно мог не успеть это сказать. Ал замер. – Вообще, она много звонит. Я не мог не сказать ей, что ты лег в больницу, но из-за чего… хотя она, наверное, может связать то, что произошло. По-своему. В общем, если ты можешь, поговори с ней пожалуйста. Хотя бы на Рождество.
Ал чувствовал не то жар, не то подступающую тошноту.
– Хорошо?
Ал пошатнулся, выдав это за кивок. Голди подошла к отцу для стандартного короткого разговора. Ал дал себя обнять на прощание и пошел в туалет, стараясь не перейти на бег. Но стоило ногам в больничных тряпичных тапочках коснуться кафеля, он в два шага подскочил к унитазу, упав на колени и едва не нырнув внутрь головой. Его не рвало, не получалось, все силы уходили на то, чтобы дышать. Хотя бы короткими рваными поднятиями груди, но дышать.