К нему не спеша подошел Олмстед, его щитоносец.
— Эй, хватит валяться на работе, — ухмыльнулся он, толкая Хагена ногой в сапоге.
Актер не пошевелился. Кривая ухмылка Олмстеда стала шире.
— И что это значит? — спросил он. — «Оскара» получить хочешь?
Ответа снова не последовало, и улыбка начала исчезать с его лица.
— Эй, Роджер, в чем дело? — спросил щитоносец, приседая рядом с неподвижным рыцарем и слегка встряхивая его за плечо.
Встряхнув коллегу во второй раз, Олмстед кое-что заметил. Взгляд его упал на шлем Хагена. Он наклонился ближе, принюхиваясь, и ощутил запах жареного мяса.
Он вскочил на ноги, но его отчаянных криков почти не было слышно на фоне непрекращающегося рева толпы.
13 часов 34 минуты
За шесть месяцев, прошедших с открытия Утопии, Боб Аллокко, глава службы безопасности парка, повидал всякое. Но ни с чем подобным ему не приходилось сталкиваться.
Он стоял в помещении поста наблюдения у выхода из Башни грифонов, глядя через одностороннее стекло на зрителей, покидающих аттракцион. Слышались смех, свист, грубоватые шутки — обычное поведение возбужденной толпы после представления. Возможно, она выглядела даже более восторженной, чем обычно. Он прибавил мощность микрофонного канала, чтобы послушать разговоры.
— Просто класс! — говорил один мальчишка другому. — Как тебе эти драконы? Круто!
— Никакие это не драконы, тупица, — сказал тот. — Это грифоны. Ни черта ты не знаешь.
Из дверей вышла пожилая женщина, обмахиваясь путеводителем.
— Силы небесные, — проговорила она, обращаясь к идущей рядом с ней другой женщине, еще старше. — Эти фейерверки прямо мне в лицо… знаешь, я думала, мне придется уйти — с моим сердцем.
— Видела, как погиб тот рыцарь? — сказал своей жене мужчина, толкавший детскую коляску. — Бах — и прямо сквозь шлем. Интересно, как они это сделали?
— Ничего особенного, — ответила женщина. — В наши дни с помощью спецэффектов можно имитировать все, что угодно. Но когда на нас свалился кусок башни — вот это было действительно нечто.
Молча водя по губам гигиенической помадой, Аллокко дождался, пока выйдут последние зрители. Затем он открыл дверь, кивнув служителям и служительницам в костюмах, и вошел внутрь. Упавшую часть башни поднимали на место с помощью надрывно гудящих гидравлических механизмов. Огромные воздухоочистители всасывали остатки дыма в трубы над головой.
Он остановился между рядами кресел, глядя на высокие стены из искусственного камня. Конечно, дурные предчувствия были у него и раньше — похоже, он испытывал их всегда, когда парк был открыт. Больше всего Утопия нравилась Аллокко в шесть утра — такая, какой она и должна была быть, при минимальной численности персонала и в отсутствие разрушающих иллюзию посетителей. Можно было пройтись по мощенным булыжником улочкам Газового Света или по воздушным эстакадам Каллисто, не беспокоясь о потерявшихся детях, о слабых здоровьем ил и о любителях судебных исков. Или о пьяных студентах.
Всего лишь на прошлой неделе трое мотоциклистов решили искупаться голышом в лодочном пруду Дощатых Тротуаров. Потребовалось восемь человек, чтобы убедить их одеться и уйти. За неделю до этого какой-то португальский турист, недовольный тем, что в «Сферу Шварцшильда» приходится стоять два часа, пытался угрожать ножом служащему, контролирующему очередь. Аллокко покачал головой. Сотрудникам службы безопасности запрещалось носить оружие, даже для самозащиты. Никаких дубинок, никакого слезоточивого газа и уж тем более пистолетов. Приходилось полагаться на улыбку, на способность убеждать. Не лучшая замена девятимиллиметровому стволу. Охраннику, владеющему португальским, удалось успокоить того парня, но несколько минут ситуация висела на волоске.
Аллокко прошел по устланному ковром проходу к сцене, поднялся по ступенькам и заглянул за занавес. Актеры стояли небольшими группами, все еще в костюмах, негромко переговариваясь. Велев им разойтись, начальник охраны подошел к человеку в белом халате, который склонился над неподвижно лежащим рыцарем в доспехах.
Шлем рыцаря лежал в стороне. Аллокко поднял его, повертел в руках. В обеих боковых пластинах виднелись маленькие аккуратные отверстия. Приподняв шлем, Аллокко взглянул сквозь дырочки. Крови почти не было заметно. От шлема пахло обожженным металлом и пригоревшим гамбургером. Положив шлем на пол, он повернулся к сидящему на корточках доктору.
— Как он? — спросил Аллокко.