14 часов 40 минут
Медицинский центр Утопии находился на уровне «А», прямо под Ядром. Его спроектировали таким образом, чтобы в случае стихийного бедствия или катастрофы до него можно было добраться из любой точки парка за кратчайшее время, а его оборудованию мог позавидовать травматологический центр мирового класса — респираторы, вентиляторы, дефибрилляторы, интубаторы, системы мониторинга, тележки для перевозки тяжелобольных. Большинство этих дорогостоящих произведений искусства, предназначенных для спасения жизни, простаивало в темных кладовых и на складах, собирая пыль в нестерильной среде. В бурных морях Утопии медицинский центр всегда оставался архипелагом спокойствия — симпатичные медсестры обрабатывали случайно поцарапанное колено или растянутую лодыжку, санитары доставляли лекарства со склада, техники проводили обязательную диагностику редко используемой аппаратуры.
Но теперь медицинский центр превратился в арену лихорадочной деятельности. Крики боли нестройно смешивались с требованиями доставить кровь для переливания. Врачи метались из комнаты в комнату. Санитары, обычно занятые инвентаризацией лекарств, катали тележки с оборудованием между операционными. Посетители толпились в приемной, склонившись над рыдающими людьми или сидя в креслах, бездумно уставившись в потолок.
Уорн задернул голубую занавеску палаты, пытаясь отгородиться от шума. Левое плечо пронзила пульсирующая боль. Вернувшись к койке, он заметил собственное отражение в зеркале над маленькой раковиной — щеки ввалились, глаза глубоко запали. Марлевая повязка на виске, потемневшая от крови, придавала ему бандитский вид.
На койке лежала Джорджия, медленно и размеренно дыша. Глаза под похожими на пергамент веками не шевелились. В руке она сжимала свой плеер. Ладонь Уорна все еще болела в том месте, где ее стискивали пальцы девочки. Она так ни разу их и не разжала — ни когда спасательная команда вытаскивала их из разрушенного аттракциона, ни когда электрокар мчал их по коридорам к медицинскому центру.
Она открыла глаза и посмотрела на него.
— Как ты себя чувствуешь? — мягко спросил он.
— Спать хочется.
— Это все демерол. Укол, который тебе сделал доктор. Тебе нужно немного отдохнуть.
— Да.
Глаза ее снова закрылись. Он взглянул на уродливую царапину на ее щеке, затем протянул руку и погладил ее по волосам.
— Спасибо, что пришел за мной. В смысле, тогда.
— Добрых снов, Джорджия, — ответил он.
Она слегка пошевелилась под одеялом.
— Ты не назвал меня принцессой, — пробормотала она.
— Я думал, тебе не нравится, когда тебя называют принцессой.
— Не нравится. Но все-таки скажи так. Просто в этот раз.
Наклонившись, он поцеловал ее в оцарапанную щеку.
— Я люблю тебя, принцесса, — прошептал он.
Но она уже спала.
Он немного постоял, глядя, как вздымается и опадает ее грудь под тонким больничным одеялом, затем разгладил края одеяла у нее под подбородком, взял плеер из ее руки, поднял со стула рюкзачок и расстегнул молнию. Когда он клал в него плеер, что-то упало на пол. Снова положив рюкзак на стул, он присел и поднял упавший предмет. И тут же на него нахлынули воспоминания.
Это был браслет, сделанный из простой серебряной цепочки. С ее звеньев свисало полдюжины суденышек — ялы, кечи, изящные шлюпки. Он повертел цепочку в пальцах, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Его жена подарила этот талисман Джорджии, когда той исполнилось семь лет. Каждый раз, заканчивая проект нового судна, она дарила дочери маленькую модель, которую та прикрепляла к браслету. Он совсем о нем забыл и понятия не имел, что его дочь постоянно носит цепочку с собой.
Его пальцы нащупали изящные линии «Светлого будущего», последней лодки, которую спроектировала его жена. Судна, с которым она утонула в тот день у побережья Виргинии.
— Шарлотта, — прошептал он.
Послышался приглушенный шорох, и за занавеску заглянул лысеющий человек средних лет, с небольшими усиками над маленьким ртом. Заметив Уорна, он шагнул в отсек. За ним последовал второй. Вместо обычных белых курток персонала Утопии на них были темные неброские костюмы.
— Доктор Уорн? — спросил первый, справляясь с листком в металлическом зажиме.
Ученый поднялся, на мгновение отвернувшись, чтобы вытереть глаза, и кивнул вошедшим.
— Прошу прощения за беспокойство, — сказал человек с усиками. — Моя фамилия Фельдман, а это Уитмор. Не могли бы мы задать вам несколько вопросов?