— Мы никогда так не занимались?.. Я раз спьяну к тебе полез с предложением, ты влепила мне пощёчину. И неделю не разговаривала. Что теперь изменилось?
— Тебе не понравилось разве? — ответила Анжела вопросом на вопрос с недовольством в голосе. Она по тону определила, что муж не в восторге от неё, хотя вид у него — удовлетворённый. — Думаю, вряд ли. Ты же не ханжа?
Ни тон, ни слова, ни вид жены не приводили Потапа в восхищение, наоборот, он не узнавал жену: чуткая, бережливая, хранительница очага, берегиня, боготворившая своих ласточек-дочек, всем своим видом сейчас походила на развратную бестию.
— Но ведь дети… могли…
— Тебе не понравился мой зад? — Она примирительно поцеловала мужа и одарила улыбкой, показывая красивые зубы. — Пошли в душ, и я ещё там тебя отлюблю.
От полной растерянности Потап не знал, что ответить:
— Я пока не хочу.
— Зато я́ хочу, — сказала Анжела тоном, не терпящим прекословия. В её глазах появилась холодность, неприятие морали, с опозданием донёсшееся из уст Потапа до её мозга. Чёрная полоса отчуждения пролегла между ними, напряжение легло на сердца́ тяжёлым, тёмным грузом. Она молчала, долго моргала, взирала пустыми глазами. Потап тоже не знал, что сказать, он переложил газету на столе с места на место, несколько раз щёлкнул кнопками мобильника, хмурое выражение лица давало понять Анжеле, что он слишком огорчён.
— Так ты идёшь со мной? — спросила Анжела, тон и глаза потеплели, лёгкое прикосновение тыльной стороной ладони к его щеке возглашало — мир. Она поднялась на носочки перед лицом мужа и нежно расцеловала в губы. И всё же — чернь чёрными чернилами осела в её сердце, разуме, душе, начав прорастание, как раковая опухоль. — Так что там… сказали медицинские эксперты?
— Перед тем как у неё случился инфаркт… в смысле остановилось сердце, старуха умерла от утопления собственными водами? — Потап сдёрнул очки с носа. Что-то всё раздражало его, он сдвинул дужки и кинул очки на стол.
— Что значит от утопления? — растерянно развела руки Анжела.
— Как я понял, её лёгкие наполнились жидкостью крови от разницы осмотического давления. — Потап помолчал, посмотрел на реакцию жены: Анжела ждала продолжения. — Возможно, я неправильно сформулировал, я же не доктор, но вкратце, от отёка лёгких. Отчего это произошло, они ещё скажут, перезвонят. Вопрос только непонятен…
— Какой? — нетерпеливо перебила Анжела.
— Непонятно откуда в лёгких оказалась тина? Они сказали, что бронхи, пищевод, лёгкие, и вообще всё, забито зелёной водорослью.
— И что это может значить?
Потап пожал плечами. Не хотелось фантазировать, выдвигать неуместные глупые домыслы, но окунувшись мыслями в прошлый день, он вспомнил, когда осматривал икону в доме бабки, там тоже были зелёные мельчайшие лепестки: на остатках разбитого стекла, торчащих зубьями из рамки, на самом лике Девы Марии, или кто она там есть, а также было, совсем немного, грязной воды с водорослями между стёклышками и живописью. Но тогда он не придал значения. Впрочем, как и сейчас — всего лишь странность. Не более. В кухне стало немного душно, солнце на улице разогревало день, внедряло жгучие лучи сквозь клетку высоких застеклённых рам. Потап растворил окна, с мягким ветерком повеяло тухлятиной, вонь напомнила ему об убитых котятах, найденных под деревянным щитом ещё в дремучем детстве: тогда он считал себя неисправимым хулиганом, цитировал вульгарные стишки Маяковского.
— Да, — произнёс полушёпотом Потап, возвращаясь мысленно к любимой жене, задумчиво потёр кончик носа. — Действительно. — И чтобы слышно было только ему, процитировал Владимира Владимировича:
— Надо мной луна,
Подо мной жена,
Одеяло прилипло к жопе,
А мы всё куём и куём детей,
Назло буржуазной Европе.
— Так ты идёшь? — спросила Анжелика сникающим голосом, мечтательный пыл ненасытных желаний затухал. Она зевнула, заглушила издаваемый звук показушным, небрежным постукиванием ладони по широко открытому рту. Её умонастроение и мировосприятие искажались, мрачные молчаливые сетования нарастали и спрашивали: «Ты правда его любишь?» — Впрочем, я передумала, — заявила она, подошла к Потапу и поцеловала в щёку, сообщила, что он колючий и ему непременно нужно побриться. Поэтому она будет ждать его в джакузи.
— Неугомонная, — рассмеялся Потап, притянул к себе жену, обнял за плечи и спросил:
— Тебе не кажется, что несёт откуда-то тленом, будто кто-то умер? — Он задрал нос к открытому окну и ладонью погнал воздух на себя.
— Да, ещё наверху, у нас в комнате учуяла, — ответила Анжела, выискивая глазами по придомовому участку причину отвратительного запаха. — Хотела тебе сказать, чтобы посмотрел, может, шпана к нам что-то подкинула? Давно тебе говорила, что нужно охранника личного завести, чтобы территорию нашу курсировал.
— Где?
— Что где? — не поняла Анжела.
— Территорию нашу курсировал? Каков охват?
— Ох и глупый. — Лицо Анжелы засияло наимилейшей улыбкой, огонёк в глазках заискрил озорными всплесками. — Ты продолжаешь меня ревновать? Ты всё ещё ревнуешь?
— Да нет. За себя волнуюсь. За свою личную, неприкосновенную территорию. Кто её знает нынешнюю современность. Сейчас в моде мужские стринги, толерасты, и всё такое прочее. Вдруг ненароком в одиночестве засну.
Анжела громко, весело рассмеялась.
— А разве я не твоя личная территория? — спросила она.
— Но собственная — личнее, как-то.
Анжела разразилась ещё большим смехом. Но у Потапа сложилось впечатление, что не только его слова вызывали истеричный смех жены, а какие-то нездоровые умозаключения собственных грёз. Иногда так бывает, что человек чувствует на подсознательном уровне незримые изменения в другом человеке, улавливает его умственные сдвиги в ту или иную область. У Потапа нарастало чувство неотвратимой беды. Его жена становилась другим человеком. Причём экспоненциально, по резкой нарастающей. Буквально с появлением её, за каких-то пятнадцать-двадцать минут он увидел в ней гору мельчайших психических перерождений, пока ещё еле уловимых, но он их чётко определил. Что произошло? Что изменилось со вчерашнего дня? Он удивился внезапно пришедшей мысли, которая, казалось, свалилась невпопад, что её бабка утонула в собственном организме, и везде была обнаружена грязная тина. Как ещё сказал медэксперт? Даже в венозных руслах грязь с водорослями, что определённо — невозможно!
От ступора мрачных мыслей Потапа вывел душераздирающий скрежет скрипки Дианы. Видно, дочь подключила электроскрипку к усилителю. Но что она играет? Жестокую симфонию для ада в обнимку с пьяным дьяволом? Это ужасно, нервы могут лопнуть от такого исступлённого, умопомрачительного звучания. Анжела скрылась в ванной комнате на первом этаже. Порыв ветра забросил в открытое окно новую порцию невыносимого зловония.
— Что там действительно произошло? — вопросил Потап негодующе. Новобранцев со звёздных войн на кладбище привезли, а закопать забыли? Или сосед старомодный туалет соорудил на улице, теперь вознамерится ждать зимы, и вместо бумаги будет зад вытирать снежком? Что или кому не живётся мило на белом свете? Казалось, он уже вечность не живёт в многоэтажках, ни шумных соседей, ни картонных стен, где шёпот с первого этажа слышен на пятом, а всё равно нет покоя. В дом занесло обнаглевшего бомжа: нельзя дверь открытой оставить. Вонь источает смрад по всей околице. Анжелика мимикрировала в развратную секс-бомбу, похоть в её глазах ультимативно требует чувственного экстаза. Диана беспощадно убивает мир. Нигде нет покоя в этой цивилизации. Нигде. И ещё эта мигрень — в последнее время часто одолевавшая. Светобоязнь. И неприятные ночные видения, случавшиеся то ли во сне, то ли наяву. А иногда, казалось, и там и сям — из одного перетекало в другое.
Потап допил холодный кофе, с подноса взял телефон, который затрещал в кулаке как сдавленный мышонок, пнул босоножку, оставленную женой, и вышел на улицу.