— Вернусь? — спросила в слух Максим, наморщив нос. — Кто это? Жека, ты? — Она ещё раз прочла. С чьего номера позвонили — не определилось. «Какой-то дебил нечаянно послал не туда. Лучше бы миллиардом евро ошибся». Неожиданно полилась напористая мелодия на айфоне: каждому человеку поставлена определённая музыка, под этой должен быть Буян. Максим сняла наушники и прижала мобильник к уху, отставила мизинец и указательный палец.
— Макс?.. — услышала она.
— Рамси? — удивилась Максим.
— Макс?.. — и тишина.
— Что, что Решка-Рамси? — Максим разозлилась. — Что-то с Жекой? Узнала… Говори, не мордуй мои нервы. Где твой Борис?
Тишина затянулась, лишь нарушалась звуками слабого пощёлкивания, будто некто постукивал ногтем по жёсткому пластику. С каждой секундой Максим слышала, как в ушах, набирая темп, бьётся собственное сердце. Нарастала и непонятная тревога: ведь не могли Рэфа и Жека пропасть одновременно? Или всё же с ними произошло что-то страшное? Или другое хочет поведать Рамси, но не может набраться храбрости? Ох уж этот долбаный ветер перемен — их поганый ветер да в наши перемены! Максим не на шутку разнервничалась, но ждала, когда Решка-Рамси первая хоть что-то промолвит.
— Макси, — наконец-то дождалась Максим, — у тебя всё в порядке? — спросила Рамси. И как показалось Максим, хныкнула.
«Всё в порядке?! Решка!.. Всё в порядке?! И это всё, что ты хотела сказать, перед этим промолчав вечность? Ты серьёзно, Решка?!»
Максим отёрла запотевшую ладонь о тыльную сторону ладони, державшую айфон, несколько раз вдохнула и выдохнула, сбила праведный гнев, перед тем как ответить:
— Лада, а что должно быть не в порядке?
Тишина на том конце связи начинала душить.
— Лада, может, уже наконец прольёшь на свет свой рок, — сказала Максим, стараясь, чтобы голос прозвучал добрее, хотя в мыслях всё кипело. Она взглянула на часы: ей ещё ехать и нырять за трупом. Душная ночь уже поселилась за окном. — Лада, разродись уже словами. Или рассказывай, или я отключаюсь.
— Макси…
— Говори, говори уже, не тяни. — Максим взглянула на себя в зеркало, поправила причёску и показала отражению раскрытую ладонь с железными когтями. — Я хоть тебя и люблю, но ты иногда со своими забвениями, дохлого в могилу вгонишь.
— Так он и так уже там.
— Кто, там?..
— Максим, что-то случилось. — Рамси тяжело дышала. — Я даже не знаю, что это? Макси, мне страшно. Мне пришла эсэмэска… от брата.
— К… какого брата? — последнее слово Максим произнесла чуть слышно: она почувствовала, как душа похолодела.
— Который утонул. Тимка.
Максим присела на краешек дивана. Пять лет назад родители доверили Ладе пятилетнего ребёнка: оставили братика под присмотром всего на час. Сами возводили на крыше гаража то ли тарелку спутниковую, то ли скоростной супер-пупер интернет. Макс не помнила. В этот день она была у них в гостях. Дневное солнце морило жаром, Лада и Максим спрятались под тенью дерева и увлечённо рассматривали в планшете молодые торсы зарубежных актёров, хохоча над разными скабрёзными предположениями. Они так увлеклись, что совсем позабыли про пятилетнего Тимофея. Насмеявшись вдоволь, они подняли весёлые глаза: над синей гладью бассейна плыла лишь мёртвая тишина. Девочки переглянулись и, вскочив одновременно со складных стульев, подбежали к воде. В метре от каменных бортов плавал жёлтый пластмассовый утёнок и рядом лицом вниз — тело пятилетнего Тимки.
— Меня мама убьёт! — крикнула Рамси и прыгнула в бассейн. Плавать она не умела.
Максим помнила, как вода от волны попала на плиты; как Лада, захлёбываясь, несколько раз истошно прокричав, скрылась под водой; как она ринулась её спасать, поскользнулась и, вскинув ноги перед собой, разбила в кровь затылок об каменный угол — весь мир потерпел крушение и, вертясь и кружась, полетел вверх в пропасть; как, преодолевая невообразимую тошноту и головокружение, она скатилась за борт, чтобы помочь; как Рамси в бессознательной панике, стараясь спастись, схватила её мёртвой хваткой за шею, и они вдвоём, заглатывая в лёгкие воду, пошли ко дну. Чего Максим не помнила — это как их всех достали. В тот день она испытала великий ужас.
— С чего ты взяла, что прислал эсэмэску Тимка? — поникшим голосом спросила Максим в телефон.
— Вот… — ответила Лада умирающим, еле различимым голоском. — Слушай… Дорогая моя сестрёнка, не переживай, мне уже не одиноко, я нашёл друга. Тимошка.
— Но он писа́ть не умел! — воскликнула Макс и вскочила с дивана. — Он был совсем крохой. Это какая-то козья рожа тебя пугает.
— Про какого друга он пишет? — не слышав, или не слушая, спросила Лада. — Ты понимаешь про что я?..
— Нет, не поняла, — ответила Максим.
— Не надо было тебе так делать.
— Что мне не делать? — вскричала Макс. — Хочешь сказать… — Она услышала, как айфон стал издавать звуки отключившегося аналогового телефона. — Это ещё что? — и замолчала. Всё она поняла, что имела в виду Решка-Рамси, но это такой несусветный вздор.
Максим передумала ехать одна на озеро. Скинула сапоги, разлеглась на диване и, глубоко размышляя о поэзии и музыки времён ренессанса, прикрыла усталые веки: почему были Монтени и Галилеи, да Винчи и Рафаэли, Тицианы и Микеланджело? Откуда они все внезапно повылезали? А потом Бахи, Моцарты… И куда теперь все делись? Где шедевры современности? И, главное, где отечественные шедевры?
Максим согнула колени, ладонь непроизвольно подлезла под резинку трусиков.
Глава 11
1
Римма закрыла дверь дома на ключ, улыбнулась. День светлый и тёплый, на небе ни облачка. В высоте пирамидального тополя щебетала птица. Полной грудью Римма вздохнула цветущий воздух. Она полюбовалась цветами в подвесных кашпо на декоративных решётках с обеих сторон входа, затеняющих и скрывающих от любопытных глаз. Да и просто красиво. «Цветы забыла полить, — огорчённо подумала она. — Бедненькие, могут засохнуть за целый день под таким-то солнышком». Она ещё раз улыбнулась, приветствуя прекрасное утро, и шагнула по брусчатке. Правый каблук утопился в щель между камнями, застрял, лодыжка подвернулась, и Римма почувствовала, как едва не порвала натянутую жилу на икроножной мышце.
— Боже! Ну нет же ведь, нет! — вскрикнула она. Такое уже происходило пять лет назад на пляже. Римма посадила трёхлетнюю племянницу на плечи, подпрыгнула, чтобы повеселить, и разорвала икру на этой же правой ноге. Едва не потеряв сознание от боли, Римма упала на траву, чуть не разбила ребёнка, который как мячик, скачущий по земле, кубарем отлетел в воду. Неимоверная тошнота ослабила организм, Римма раскинула руки и ноги и вжалась в прохладу земли. Ей хотелось поскорее умереть, лишь бы не чувствовать боль. Через пару-тройку минут шок прошёл, нога от колена до щиколотки посинела, а потом почти почернела от таза до пальцев. От операции она отказалась: не хотела портить ногу шрамами. Но икра так и осталась на двое разделённой глубокой вмятиной, из-за чего она никогда не носила короткие юбки. Но не только этот факт её обескуражил, а именно то, что происходило перед этим в тот день, а потом и в последующие годы в похожие дни, которые она прозвала — проклятой цепочкой. Эти дни были только раз в году, и она их с ужасом ждала и панически, впадая в паранойю, опасалась.
Впервые!.. Впервые за пять лет Римма надела короткую классическую юбку до колен. Дорогущий белый юбочный костюм, хранившийся год, который подарил Потап, она собиралась выкинуть. Но утром, встав с постели в хорошем настроении, она полезла в шкаф, где в основном ютились вещи на выброс, собиралась из старых джинсов вырезать шорты, самые короткие какие только возможно, для позирования Даниилу, и глаза порадовались юбкой. И она решилась: с белой юбкой примерила новую белую блузку и белые туфли на высоченном каблуке.
— Дура, нарядилась во всё белое и вышла в чёрный мир. Разве можно сиять счастьем во тьме? — Каблук не поддавался, Римма вытащила ступню и выдернула туфлю. На сердце поселилась тревога.