— Да, на него это не похоже, — ответила Анжелика, внимательно наблюдая за происходящим.
— Эти бомжи уже достали! — взвизгнула Максим. — Я сейчас сама выйду, если некому убрать эту шваль… И голову ей ножом снесу.
Диана бледная забилась в угол сиденья и часто испуганно моргала. Её пальцы нервно поглаживали ладонь сестры.
— Нам надо вернуться домой, — тихо пропищала она.
— Дочь, что с тобой? — Анжелика увидела в каком несчастном паническом настроении Диана и толкнула Потапа в плечо. — Батура, иди, хоть ты разберись. Что за клоунское представление там эта… вытворяет. И Богдан притих, сидит как мышь в норе.
Алкоголичка собрала конусообразные сигнальные столбики и полукругом установила перед «мерседесом». Со спины к ней подошёл полицейский, заставил собрать свои пожитки и повёл в сторону тротуара. Напоследок, когда странная бомжиха ступила на невысокий поребрик, обернулась, что-то прокричала Богдану.
Он не стал выходить и убирать бело-оранжевые конусы. Колёса «мерседеса» выбили из-под себя столбики и покатили пересекать дорогу. Потап повёл «порше» следом.
Они въехали на узкую дорогу, через пятьдесят метров пролегающую параллельно рынку. За первым двухэтажным зданием справа располагалась «Лавка рукоделия», над широким окном возвышался балкончик с коваными перилами, где белели узкие пластиковые кресла, столик и шатался из стороны в сторону дебил, весело закатив глаза к небесной синеве, распустил пузырящиеся слюни по выдвинутому подбородку.
— Лавка рукожопия, — злобно проворчал Потап. Как-то раз он зашёл починить зонт в бушующий ливень, где при входе в стеклянную дверь по башке двинул колокол, а нос продраили запахи застарелого табака, нафталина и старости, будто дед давно умер, но всё ещё жил. Хозяин лавки лет восьмидесяти полысевший по бокам, а по центру имел седой гребень, осмотрел зонт, пообещал починить очень быстро, за считанные минуты. И когда Потап выходил за дверь, чтобы посидеть в маленьком кафе напротив, попить чаю с пирожным, дедок кашлянул и сразу издал скрежет из задницы. Потап засомневался, что «трясущерукий» справится. Справиться — дед, конечно, справился. Только когда отдавал обратно, извинился, что зонт возвращается с дырой, сославшись на то, что ребёнок неудачно поиграл. Деньги за работу он, конечно, не взял. Ребёнок — это тот сорокалетний дурачок, который пляшет с утра до ночи на балкончике и вертит счастливой рожей, обрызгивая прохожих слюной?
Потап посмотрел на тот самый балкончик и весело усмехнулся:
— Да… Как всегда — большой ребёнок вытанцовывает брейк-данс.
— Мм. — Анжела подняла взор по ходу взгляда мужа: седой «большой-бэби» замер, сжимая левой ладонью перила, и повернул лицо в сторону «порше», рассчастливая из рассчастливейших улыбок отразилась в зрачках Анжелики, редкие зубы часто постучали, правая рука протянулась к столу и что-то взяла.
— Кажется, ты ему приглянулась, — тихо хохотнул Потап. — Сейчас он тебе скинет свои поношенные трусы как казак шапку будущей невесте.
— Давайте вернёмся домой, — пролепетала Диана.
Но дебил перевёл взгляд на тихо ползущий «мерседес» Богдана, покачал затылком в стороны и швырнул бутылку в лобовое стекло.
— А! — вскрикнула Анжелика. — Смотри, что он сделал.
— Вижу, — ответил Потап, остановил «порше».
— Выйди, достань ружьё из багажника и разнеси ему морду, — посоветовала Максим, даже не подняла глаза, продолжая строчить послания Жеке.
— Ну давайте уедем домой, — стонущим голоском попросил Диана. — Мне нужно играть на скрипке. Срочно.
Богдан выскочил из передней двери автомобиля, осмотрел лобовое стекло, поднял бутылку и покрутил перед глазами. Потом отвернул пробку и вылил воду на асфальт. Он что-то крикнул дебилу и швырнул в него пустую бутылку. Зелёный сосуд ударился о металлические перила, отлетел к двери «Лавки рукоделия, подпрыгнул на тротуарной плитке и медленно скатился к проезжей части.
— Пластиковая! — крикнул Богдан Потапу и махнул рукой, показывая, что можно продолжать путь. Он погрозил кулаком «большому-бэби» и влез в салон «мерседеса».
— Я думала, что он сейчас пойдёт и разнесёт всю лавку. — Анжела достала пилку для ногтей и начала лениво тереть по кончику мизинца. — Ты не знаешь, он, случайно, успокоительных сегодня не опился?
На улицу нахлынула непонятная тишина, нарушаемая только эхом капель и далёкими гулкими шагами. Слабый ветер прогнал по тротуару фантик от конфеты, рванул порывом и воткнул между стеклом и «дворником». Вокруг образовывались булькающие звуки, будто поднималось таинство из глубин океана. По левому тротуару шла в обнимку молодая парочка — парень и девушка, и когда поравнялись с автомобилем, почти остановили шаг. Их глаза, приоткрытые рты с безвольно оттянутыми челюстями и высунутыми кончиками языков, пошатывающиеся головы — пребывали в каком-то отрешённом трансе, будто их тела оставили без душ. Где-то над головой стонали дельфины, опускались батискафы. Из тишины вырвались последние крики ужаса женщин и детей, спасающихся от потопа. И Потап подумал, что снова началось… Мир оглох. Небеса сливались с водой. Беснующаяся чёрная мошкара залепляла все стёкла «порше». Взгляд выцепил вокруг остановившихся людей с качающимися головами, где дирижёром для всех назначался дебил на балконе «Лавки рукоделия», который крутил шеей так, будто размахивал пращой для броска собственной головы.
3
— Купила финики, бананы, киви, апельсины сладкие. — Анжелика встала коленом на сиденье. — Эй. — Она помахала ладонью перед глазами Потапа. — Ты в осадок выпал? Смотри… купила ананасы… Две баночки варенья из фейхоа, девочки любят. Да что с тобой… проснись уже… Смотри… целую корзинку фруктов. И, не вытерпела, взяла нам две бутылки красного вина… Надо было дома сразу своего налить.
Потап недоумённо часто моргал. Он осмотрелся. И «мерседес» и «порше» стояли почти впритык правыми боками к чужим воротам на тротуаре. Диана и Максим ели мороженое под палящим солнцем, молодой кот с вытянутым хвостом кверху тёрся об их ноги, вырисовывая подобие знаков бесконечности.
— А Богдан где?
— Как где? С полицейскими разбирается. Ты чего?.. Он троим морды разбил. Вон, все плиты в крови. Ты не заболел? — Анжелика потрогала тыльной стороной ладони его лоб.
— За что разбил?
— Как за что? Пока мы думали, куда поставить машины, пока сходим за фруктами… эти трое уселись на капоте «мерседеса». Богдан снёс им морды. Я даже удивилась, что ты не вышел помочь… Хотя ему помогать и не нужно… Он сам в доли секунды их троих убил.
— Что значит убил? — встрепенулся Потап.
— Я, в смысле… послал на землю валяться без сознания.
— Сейчас… — Потап потёр пальцами над бровью, стараясь вспомнить, что произошло. — Ну да… да… — Он потянулся ладонью к ручке, чтобы открыть дверь и выйти наружу.
Перепрыгнув металлическую ограду, к машинам спешил улыбающийся Богдан. Его пальцы пересчитывали банкноты. Он пересёк дорогу, сунул деньги в кожаную сумку, свисающую с плеча, и подошёл к окну «порше». Потап опустил стекло.
— Не пойму, сегодня тоннель дебилов здесь открыли? — Богдан разорвал целлофановую упаковку.
— Угу. Запасной Сен-Готардскому. Осталось Альпы воздвигнуть.
— Прикинь, — Богдан сунул в рот зубочистку, — то эта алкоголичка в начале улицы, то старина имбецил с балкона… Я помню, как в стародавней юности за его младшей сестрой ухлёстывал. Она лет на десять старше меня. Не хотела молодого Бочо любить. — Он усмехнулся. — Мне осколок из ляжки вынимали… Она там медсестрой… Я ей рассказал, что герой России и всё такое… Ты знаешь, подействовало, когда все спать улеглись, повела меня за руку в каморку и… по-быстрому отдалась. — Богдан посмотрел на кровавые пятна на тротуарной плитке, на свой кулак. — Эти трое… Да?.. Уселись на мерседес бухать. Такую наглость вижу впервые.
— Да. Как-то всё странно и неожиданно. — Анжелика ставила корзинку с фруктами в багажник и теперь уселась на сиденье рядом с мужем.
— Не хотят тебя отпускать. — Потап посигналил девочкам, чтобы шли садиться. — Видно, твой мерседес приглянулся. С полицейскими разобрался?