— Вилюууурыч!
И сразу же сверху, чуть глухое, как эхо, и обрадованное, мальчишеское:
— Вилюууурыч!..
«Ну, молодчина, жив!» — обрадовался Виль. Ломким от благодарности голосом крикнул:
— Здесь я! — И предупредил, почти что попросил и почти что потребовал: — Жди, слышишь? Жди-и!
Чуть погодя, еще попросил-потребовал:
— Слышишь, на месте оставайся!.. На месте!.. Слышишь!
— Слышу!
Жив, а, жив! И отзывается! В голосе нет боли, стона нет — жив и цел, а?
Хотелось что-то говорить и что-то делать, этакое счастливое обалдение нашло. А надо было держать себя в руках. И надо было обойти выступ. Но как? Вправо брал Олег или влево? Ведь и ему, если он проделал именно этот путь, пришлось огибать выступ!
Справа стена была ровной. Ровной была она и слева. Тупик? Виль обшарил ствол и наткнулся на сук, явно свежий, в лохмотьях молодой коры, — остаток ветки, которую сломал Олег. Кто же еще мог сломать, кроме него, Олега? Больше некому, кроме него. Был он тут, был!
Утвердив ногу, стал на ствол и второй ногой, не выпуская из правой руки сук, уперся теменем в выступ и левой рукой нащупал трещину, сунул в нее пальцы. Согнутый в три погибели, подвинул по стволу и вторую ногу. В любую секунду он мог потерять равновесие и рухнуть в клубящуюся мглу, но ничего другого не оставалось, и Виль понемногу, затаив дыхание и скользя лицом по выступу, выпрямился и положил на мокрый стылый камень подбородок. Вытащил из щели пальцы, обнял выступ, выпустил из правой руки сук и поймал ею ветку другого дерева. Отлично! Теперь он не сорвется, а сорвется, так повиснет, должен повиснуть. Пока же надо переместиться на это надежное дерево — шершавая кора ветки показывает: хоть и невелико дерево, а в годах, набрало силы и прочности. И опять полез, потянулся, пополз Виль, лег животом на комель, отжался, сел, не давая себе поблажки, — Олег ждет! Цепляясь за трещины, поднялся, утвердил ноги на стволе, начал медленна выпрямляться и наткнулся на обрывки корней и грязь — размоченную почву, вытекавшую из щели. И тут был Олег — куст или деревце не выдержало… Но жив он, значит, успел за что-то зацепиться.
— Оле-ег!
— Вилюрыч, — сипло отозвался Олег — был он совсем близко.
— Как ты там?
— Надо мною карниз… На выступе стою… Чтоб дальше пойти, не за что взяться!
— И хорошо! Не иди дальше, не иди, слышишь?.. Вниз можешь?
— Не могу. Там куст вырвался. Я опирался на него, а он вырвался…
— Давай вниз — руку подставлю. Там, где корни. Только осторожно. По миллиметру в секунду! Сможешь, по миллиметру в секунду?
— Лягу вот и попробую.
Долго не было слышно его, потом он сообщил:
— Лежу… Свешиваться?
— Ага, приступай!
Ощутив в руке рифленую подошву — Олег был в кедах, — Виль похвалил:
— Молодец, все правильно. Посмелей, посмелей!
Он приседал под тяжестью и сигналил:
— Смелей!.. Осторожней!.. Еще немного! Еще!
Виль сгибался до ломоты в ребрах и позвоночнике, до тумана в голове, но не выпускал ногу Олега, пока она не прижала руку к стволу.
— Ты ж мне пальцы раздавишь! — охнул весело. — Выпусти!
Олег стал на ствол, лицом в стену. Виль распрямился и обнял его. Парнишка мелко и часто дрожал.
— Ты в одном свитерке!
— Хотел, чтоб быстрей и легче!
— Садись, на ствол садись.
Виль помог Олегу, сам устроился рядом, стянул с себя куртку:
— Надевай! Не совсем, верно, сухая…
— Ни за что!
— Надевай, говорю! По шее дам! — голос аж дрогнул от сознания того, что Олег — вот он — и можно ему по шее дать.
Олег подчинился.
— Пяток минут перебудем еще, сил поднакопим и начнем спускаться, — Виль поправил на голове Олега капюшон, проверил, до предела ли застегнута молния. — Там нас ждут, там нас обогреют…
— Пока поднимался, тепло было, — стуча зубами, пожаловался Олег. — А как застрял…