— Правильно сделал. Не болел? Руки-ноги здоровы?
— Здоровы.
— Кормят хорошо?
— Хорошо.
— Я тебя специально расспрашиваю, потому что твоя мама завтра мне позвонит и будет так же расспрашивать меня.
Внизу, у входа в лагерь, засигналил грузовик.
— Нервничает, видишь, торопит. Ну, ты прости, что я на минутку, — сказал Федор Матвеевич. — Я побегу. Я еще сегодня работаю в вечер. — И он сунул мне записку. — Это адрес альпинистского лагеря. Напиши туда письмо, хоть три слова — жив, здоров и веселюсь. Деньги на марку есть?
— Есть, — сказал я, — мне мама два рубля дала.
Грузовик снова засигналил.
— Ну, я побежал. Ты тут не грусти.
И он побежал мимо сосен под гору, напрямик к выходу.
Я видел, как он подбежал к грузовику, посмотрел на наш лагерь — наверно, меня искал, — вскочил в кабину, и грузовик поехал.
Около дачи малышей кто-то оборвал все цветы.
Цветы только что распустились, а теперь клумбы снова стояли голые.
А воспитательница решила, что это Игорек оборвал. Она вышла из дачи и видит: Игорек несет два цветка.
Она схватила Игорька за руку и повела его к начальнику лагеря.
А я увидел, что Игорька куда-то ведут, и пошел следом. Игорек громко плакал.
— Это не я! Это не я! — кричал он.
Но воспитательница тащила его за руку к начальнику, будто не слышала.
Начальник стоял около главного здания.
— Вот, полюбуйтесь, — сказала воспитательница, — все цветы около дачи оборвал.
— Зачем же ты это сделал? — спросил удивленный начальник.
А Игорек даже хрипел от плача.
— Это не я! — продолжал кричать он.
— Кто же тогда, если не ты? У тебя ведь были цветки? — И воспитательница показала два мятых тюльпана.
— Я их на земле нашел, — плакал Игорек.
— Это правда не он, — сказал я, хоть и не знал — кто. — Цветы, наверно, украли — все клумбы оборваны, а на земле — несколько цветов.
— Заступник еще нашелся. Ты, пожалуйста, иди в свой отряд.
— Подождите, — сказал начальник лагеря, — этому мальчику можно верить. Ты точно знаешь, что не он оборвал цветы?
— Точно, — сказал я. — Зачем ему воровать?
Игорек посмотрел на меня и заплакал тише.
— Хорошо, — сказал начальник. — Ты, Игорь, не плачь и иди в свой отряд. Никто тебя зазря наказывать не будет… А кто оборвал, ты тоже знаешь? — спросил меня начальник.
— Не знаю, — ответил я.
— Они друг друга никогда не выдадут, — проговорила воспитательница малышей.
— Ну и молодцы, что не выдают. Если б он подсматривал в щелку, пока хулиганы рвали, а потом пошел бы ко мне докладывать, я бы его сам прогнал. А если б он собрал ребят и отогнал бы хулиганов, а потом доложил, — я б его очень похвалил. И сейчас тоже — хвалю, потому что заступился за справедливость, а не прошел равнодушно. Иди в свой отряд, — а мы с вами еще останемся, — сказал начальник лагеря воспитательнице.
И я побежал к своей даче.
Я никогда не знал, что могу быть таким знаменитым. Меня в лагере все теперь знали, особенно после подъема флага. И малыши тоже — после того, как я заступился за Игорька.
Все знали, как меня зовут, приглашали к себе играть. Даже из первого отряда со мной здоровались.
Я шел мимо первого отряда, а они играли в волейбол.
— Иди к нам в круг, — сказали они мне.
Они все были выше меня, наверно, в два раза, но я все-таки встал.
— Куда ему, еще голову оторвем мячом, — сказал тот, кто был рядом.
— Вставай, вставай, пусть учится. Это же Колька Кольцов.
— Колька Кольцов? — удивился тот, который был рядом. — Тогда пусть встает. Я не знал, я тогда был в изоляторе, когда он штурмовал мачту.
У нас в отряде была противная девчонка. Она всех передразнивала и целый день приставала к Свете. Ее звали Ленка.
Мы шли строем к соседнему лагерю играть в футбол и разговаривали со Светой про домашнюю жизнь. А сзади шла Ленка и влезала в наш разговор.
— А по Барри я как соскучилась! — сказала Света.
— Врешь ты все. И собаки у тебя нету этой… серебрена, — опять влезла Ленка.
— Не серебран, а сенбернар, — поправила Света.
— Все равно врешь, целый день с утра до вечера рассказываешь, рассказываешь.
— А я не тебе рассказываю.
— А ты не ври. Врунья ты, вот кто. Барри какого-то выдумала.
Я все хотел повернуться и сказать, что Барри есть и Света не выдумывает ничего, но молчал, потому что они спорили сзади меня и это был не мой разговор.
— Коля знает, он подтвердит, — вдруг проговорила сама Света. — Правда же, Коля?
— Правда, — сказал я. — Есть Барри. Вот такая огромная собака, сенбернар. Собаке из этой породы даже памятник во Франции поставили, в Париже.