— Нет, вы меня простите, я в институте не учился. А зовут меня — Федор Матвеевич, вас же — Татьяна Филипповна, правильно?
— Правильно, — сказал удивленно папа.
— Еще раз прощайте, я побежал.
Он повернулся и быстро-быстро пошел к воротам.
— Странный какой человек, — сказал папа, — ехал такую даль, а задержался на минуту.
— Просто он деликатный, — объяснила Татьяна Филипповна, — увидел, что приехал отец, и решил не мешать.
— Он с маминой работы, по-видимому?
Я не стал объяснять, кто он, и молча кивнул: «С работы».
— Показывай-ка свой лагерь. — И мы пошли по аллее.
Я показал им нашу дачу, потом провел мимо трибуны и мимо мачты, на которую залезал. И рассказал им про торжественную линейку.
— Вот на эту мачту залез? — удивился папа. — Я бы не смог, я до сих пор боюсь высоты.
Потом мы пошли через лес на озеро.
— Надо же — черника растет! Самая настоящая черника! — удивилась Татьяна Филипповна, когда папа сорвал несколько ягодин и протянул ей. — Я уже лет пятнадцать, как в лесу не была.
— Ты что же — купаться надумал? — спросил папа, когда мы подошли к озеру. — Совсем самостоятельным стал мужчиной.
— Конечно, поплаваю, — сказал я.
Они сидели на песке под сосной, а я плавал разными стилями: и на спинке и полукролем.
Они волновались все время — особенно Татьяна Филипповна, — даже вскакивали несколько раз, когда я уплывал к краю купальни.
— Я сюда каждый день заплываю, — успокаивал я их, — нам со Светой разрешают.
Тут я вспомнил, что со Светой мы уже не разговариваем три дня, плавать мне расхотелось, и я пошел на берег.
— Ты, по-видимому, чемпион в своем лагере? — спросила Татьяна Филипповна.
— У нас первый отряд за купальню заплывает.
— И не вытираешься? — спросил папа.
— Конечно, нет. Я всегда так высыхаю, от солнца.
Мы пошли снова через лес. Тут папа от нас отстал немного, постоял, пошевелил губами, догнал нас и спросил Татьяну Филипповну:
— Не пора ли нам к дому?
— Не пора, — засмеялась она. — Я же сказала, что сама кончу вечером весь расчет.
Папа сразу снова повеселел и даже побежал со мной наперегонки до высохшего дуба. Про этот дуб нам говорили, что ему двести десять лет. Я бежал быстро и слегка обогнал папу.
— Стареет отец твой, стареет, — пропел папа.
Потом они все-таки собрались уезжать, и папа оставил мне книгу «Занимательные математические задачи трех последних тысячелетий».
— Ты тут не все поймешь, но это не страшно. Хотя я в твое время щелкал эти задачи во сне.
Я проводил их до ворот. Дальше бы не пустили дежурные.
Поэтому я влез на забор, перевесился и долго смотрел, как они уходили по дороге, как поворачивались ко мне, прощально махали мне и снова шли дальше.
А со Светой мы так и не разговаривали. Она ходила в обнимку с Ленкой, и Ленка постоянно смеялась своим противным голосом. Ленкин смех был похож на визг.
Однажды Ленка подошла ко мне.
— Ты чего все время на нас смотришь? — спросила она, хихикнула и состроила такую гримасу, что я даже отвернулся.
— На тебя только и смотреть, — ответил я, — что у меня, дел нет, что ли.
— А на Свету почему смотришь?
Я не стал тогда с ней разговаривать и пошел играть к ребятам.
Утром я увидел, что Света идет в столовую не с Ленкой, одна. И после завтрака Ленка что-то крикнула Свете, а Света даже не повернулась.
А через час Ленка стояла у стены дачи, и девочки из отряда подходили к ней по очереди и толкали ее. Одна девочка даже пнула ногой. Ленка закрывала лицо руками и тихо плакала.
— Будешь еще сплетничать! — приговаривали девчонки.
— Она такие сплетни разводила, просто ужас, — сказала мне та девчонка, которая пнула ее ногой. — Мы ей сначала верили, а сегодня все открылось. Ты тоже иди ей отомсти. Она про тебя знаешь, что говорила? Всем девочкам рассказывала. Я даже повторить не могу, вот что она говорила!
Девчонка все стояла около меня и не замолкала, а мне стало так стыдно, что посередине ее слов я повернулся и ушел в дачу.
Потом я вдруг услышал, что меня зовут.
— Колька! Колька! Тебе открытка. Вот интересно: вчера у него родители были, а сегодня уже ему письма шлют! — кричали мне.
Я вышел на крыльцо.
— Ты что, не слышишь? Тебе открытка.
«Откуда мне письмо, — подумал я. — Может быть, от мамы?»
Я взял открытку и сразу понял, что не от мамы.
Лучше бы я ее не брал! Лучше бы она потерялась где-нибудь на почте!
«Здравствуй, Николай!
Как ты живешь? Я живу хорошо.