— Вперед! Догоняй отступающего врага! — кричал Евдокимов.
Мы пололи со Светой нашу гряду, с одной стороны — она, с другой — я. Иногда она отставала, и тогда я перебегал на ее сторону и помогал ей.
— Враг отступает, не дадим ему скрыться! — кричал Корнилов. — Бей его!
Я оглянулся на начало поля и увидел, что оно уже очень далеко: к нам идет красивая чистая земля, и на ней ровными линиями выстроились наши войска — турнепс. А до конца осталось чуть-чуть.
— Победа рядом! — закричал я и снова бросился на сорняки.
Мы со Светой и Евдокимов с Корниловым первые освободили турнепс от вражеских войск.
— Идем на помощь! — крикнул я, и мы бросились к другим грядам, где еще некоторые наши крепости были окружены.
Когда пионервожатый привел бригадира в черном пиджаке и черной кепке, мы уже победили всюду.
Бригадир не поверил сначала, что мы справились так быстро.
— Может, с вами вместе еще какая бригада работала? — спрашивал он.
А пионервожатый только смеялся в ответ.
Потом мы выстроились, и бригадир от лица дирекции совхоза объявил нам благодарность.
Мы шли назад, и Света вдруг сказала мне:
— Я смотрела весной фильм про гражданскую войну, там был молодой комиссар, он очень на тебя похож.
— Почему похож? — удивился я, хоть мне и было приятно слышать такие слова.
— Правда. Если бы ты жил в гражданскую войну, ты бы, наверно, тоже был таким.
Но в эту минуту я опять вспомнил про открытку Бабенкова и уже не хотел радоваться.
А после полдника я увидел маму.
Она шла вместе с начальником к нашей даче. Я даже не поверил сначала.
Но мама шла и смеялась, а начальник рассказывал ей о чем-то и тоже улыбался.
— Ты что же навстречу не бежишь? — сказал мне начальник. — Ты когда-нибудь видел таких загорелых людей? Или свою маму не узнаешь?
— А я за тобой, — сказала мама.
— Конечно, нехорошо это — забирать детей за день до конца смены, не положено. — И начальник вздохнул. — Но в порядке исключения…
— И не похудел! — удивлялась мама. — А я думала — отощаешь.
— У нас питание превосходное, за питанием я слежу пристально, — отвечал начальник. — Что поделаешь, собирай свои вещи, раз за тобой приехали, — сказал он мне и снова повернулся к маме. — Может, передумаете, оставите его нам?
— Нет, — сказала мама и засмеялась. — Он мой сын. И я очень по нему соскучилась.
Глава четвертая
Если долго не живешь дома, то, когда возвращаешься, все кажется другим, не похожим на то, как помнил.
Рядом с нашим домом я вдруг увидел дом, у которого кирпичами на стене был выложен василек. Всю жизнь ходил мимо и не замечал. Ведь василек конечно и раньше был, если этот дом стоит давным-давно. Не перекладывали же строители стену, пока я ездил в лагерь.
Даже наша квартира показалась мне сначала немного другой. И диван в моей комнате как будто был раньше длиннее.
Вечером мы с мамой пошли в магазин.
Мы шли молча, потому что я все хотел спросить о папе и не мог начать.
Потом я увидел мать Бабенкова. Она тоже увидела нас, замахала руками, чтоб мы подождали ее, и даже побежала — так захотелось ей нас догнать.
— Вернулись уже? — спросила она, хотя тут и спрашивать нечего: раз она видит нас в городе — значит, вернулись.
— Да, — сказала мама и свернула налево к дальнему магазину, хотя мы собирались в другой — в ближний.
— И мне с вами по пути, — проговорила Бабенкова и снова пошла рядом с нами. — А мой болван в деревне у сестры, — сказала она про Бабенкова, — они там хорошо живут, в деревне теперь лучше, чем в городе.
— Да-да, конечно лучше, — ответила мама. — Знаешь, я деньги забыла, — сказала она мне, — пошли-ка назад.
— Как же вы забыли? — спросила Бабенкова. — Вон в сетке у вас кошелек. Совсем от несчастья голову потеряли.
Она так сказала — и мне стало страшно и захотелось убежать куда-нибудь, спрятаться.
— Кошелек пустой, — сказала мама, и мы пошли назад, к дому.
Но Бабенкова тоже повернула вместе с нами и тоже пошла назад.
— Чудные, да вы хоть раскройте кошелек-то, проверьте — может, там деньги.
— Нет, я точно знаю, что оставила их в комнате.
— Дома на рояле забыли?
— Может быть, и на пианино.
— Я, пожалуй, вас провожу. Такая хорошая погода… Весь день на работе — и лета не видишь.
— Как хотите, — проговорила мама.
— А что ваш-то, совсем вас бросил или как? — спросила вдруг Бабенкова.
А я даже остановился, чтобы не идти больше рядом и не слушать их разговор.