— Завтра мы уйдем с рассветом, будить вас не будем, — сказал Федор Матвеевич.
— А проспите, так моя хозяйка вас разбудит, она встает к корове в пять утра.
Ночью я проснулся и стал думать о папе.
Я вдруг представил, что папа мой тоже тут близко спит на сене. А завтра мы втроем пойдем в лес. И как будет весело.
— Ты об отце думаешь? — спросил вдруг Федор Матвеевич откуда-то из темноты.
А я даже не удивился, что он тоже не спит и догадался, о чем я думал.
— Ты о нем плохо не думай.
— А я не думаю, — сказал я.
— Я так гляжу на тебя, а про себя мечтаю: мне бы такого сына, как ты, вот я бы стал счастливым! Я, знаешь, с молодости, еще когда жил в рабочем общежитии, мечтал о сыне. Да все как-то не получалось у меня с семьей. Всем везло, а мне — нет.
Надо мной летал комар. Он то улетал, то снова был где-то рядом и громко пикировал на меня. Я подстерег, когда он сел мне на лоб, и прихлопнул его.
— Коля, если тебе холодно, бери еще одеяло, — сказал из темноты Федор Матвеевич.
— Не холодно. Это я комара убил.
— Тогда спи дальше.
И я стал спать дальше…
Мы вышли совсем рано — я так, наверно, и не вставал никогда.
В воздухе висел туман, и солнце было прохладное, оно едва выглядывало из-за края земли. А вся трава — в росе.
Мы прошли немного по улице, и сразу начался лес.
Около леса нас обогнали пять человек с корзинами.
— Наши грибы нас дождутся, — успокоил Федор Матвеевич.
Я еще со вчерашнего вечера переживал, потому что не умел собирать грибы. Знал, что они растут на земле в лесу, на картинках конечно видел. А какие — хорошие, какие — поганки, забыл. Только мухоморы помнил.
У первой же густой низкой елки Федор Матвеевич нагнулся, отодвинул ветки и достал нож.
— Я всегда под этой елкой срезаю подосиновички. Смотри, какой хороший.
Я быстрей посмотрел, как он выглядит — подосиновик.
Мы вошли в лес и пошагали по широкой тропе.
Потом мы сошли с тропы и пошли между соснами.
— Тебе не обязательно рядом со мной идти, — сказал Федор Матвеевич, — если хочешь, то можешь идти в сторонке, только чтобы мы все время друг друга видели и слышали.
И я сразу же нашел много грибов. Желтые, невысокие — они росли вокруг меня большими кучами.
— Я грибы нашел! — крикнул я.
— Какие?
— Желтые!
— Это интересно, — сказал Федор Матвеевич и подошел. — Лисички. Очень вкусные грибы, особенно для жаренья. Срезай их в корзину. Повезло тебе.
Я срезал их и радовался, что вот, мы еще не успели войти в лес, а я набрал уже столько грибов.
Потом Федор Матвеевич показал мне подберезовик, сыроежку и белый.
Я тоже нашел скоро один белый.
Потом мы сидели на поваленной от ветра березе и завтракали вчерашними бутербродами вместе с яблоками, которые сорвал нам знакомый в своем саду. У моего яблока даже листья не завяли. И я их положил в корзину под грибы.
Мы еще долго ходили по лесу, и внезапно начало темнеть. Приползли темные тяжелые тучи и закрыли небо. Где-то в стороне загрохотал гром.
— Попались мы с тобой, — сказал Федор Матвеевич, — не промокнуть бы нам.
И только он это сказал, как я увидел, что к нам приближается дождь.
Из-за тучи пробилось солнце, осветило сосны и воздух, а в этом солнце блестел и мчался в нашу сторону дождь. Вот он уже рядом — бьет по соседнему дереву. Вот уже по корням нашей ели. И вот ударил по нам тяжелыми, крупными каплями.
Сначала нас не очень мочило, но потом капли стали проникать и к нам.
Тут солнце опять скрылось, стало совсем темно, налетел ветер, все деревья зашумели, заволновались, и вдруг ярко блеснула молния, и в ту же секунду гром грохнул так, что я вздрогнул.
— Это уже плохо, — сказал Федор Матвеевич. — Дерево у нас не самое высокое, молния в нас не ударит, но все равно под деревом в грозу стоять не стоит. А выйдем — так и вовсе промокнем.
Лес кругом был темный и страшный, только молнии его освещали насквозь, и гром взрывался рядом с нами.
— Ты не бойся, Коля, — успокаивал Федор Матвеевич, — это даже интересно: посмотреть грозу в лесу.
А меня все время мучила глупая мысль: вдруг Федор Матвеевич сейчас исчезнет, и я останусь один. Я даже оглядываться стал на него и думал одно и тоже: «Лишь бы он не исчез, лишь бы со мной остался».
Небо было по-прежнему черным от туч, а мы промокли уже насквозь.
— Пошли-ка из леса, нечего нам тут больше делать, — сказал Федор Матвеевич.
И мы пошли к тропе прямо под дождем. А в сапогах моих хлюпала вода — натекла с одежды и волос.