— Как отдохнул, Коля? — спросил Степан Константинович.
— Так мы же вместе были в лагере, ты что — забыл? — сказала Света. — Коля там знамя спас, во время торжественной линейки.
— А что к нам не заходишь? Приходи. Придешь?
— Приду, — сказал я.
На площадке, как только Барри увидел бум, так сел — и его невозможно было сдвинуть с места. Степан Константинович долго его уговаривал.
Потом Степан Константинович сам поднялся на бум и стал бегать по бревну, даже подпрыгнул на одной ноге и чуть не свалился. А мы со Светой тянули к нему Барри.
Барри наконец пошел, тоже поднялся на бревно, присел и заскулил совсем как щенок.
— Не стыдно? Такая огромная собака — и пищит, — уговаривал его Степан Константинович.
Второй раз Барри прошел по бревну смелее.
Мы отдыхали, потому что устали больше, чем он. Ведь его надо было и поддерживать, и подталкивать, и уговаривать.
Потом мы снова повели его по бревну, уже без поддержки. Степан Константинович шел внизу и держал поводок. И Барри прошагал весь бум.
— Ты почему с портфелем гуляешь? Я только сейчас заметил, — сказал Степан Константинович.
— Ключ забыл.
— Так ты и не обедал?
— Нет, — сказал я.
Я даже забыл о том, что мне недавно хотелось есть.
— Пошли-ка быстрей домой. Сказал бы хоть по дороге, мы бы тебе пирожков купили.
— Я лучше домой.
— Домой потом, а сейчас к нам — пообедаешь. Мама у нас щи варит — лучшие в мире.
И мы пошли все вместе к ним домой.
— Хочешь Барри вести? — спросил Степан Константинович и дал мне поводок.
На нас оглядывались прохожие. Они всегда оглядывались, когда видели Барри. А Барри важно шагал, медленно переставляя лапы, — огромная собака с гривой, как у льва. И я вел его за поводок.
Когда я съел суп, второе и компот, Степан Константинович предложил:
— Оставайся уроки делать.
— Нам не задали.
— И нам тоже, — сказала Света.
Я уходил, и они снова меня приглашали в гости.
И только я вышел из их дома, как увидел маму.
— Вот ты где! А я тебя уже обыскалась. Сегодня ведь у вас собрание? — спросила она. — Ты почему не обедал?
— Я у Светы обедал.
— А ключ твой почему дома висит? Забыл? Держи мой, а я пошла на ваше собрание.
Дома я решил поиграть в железную дорогу. Давно я ее не собирал.
Я составил уже все пути, стал расставлять станции, дома и деревья — и вдруг стало мне так грустно и одиноко!
Станцию с башней мы склеивали вместе с папой, я тогда учился в первом классе. А паровоз он мне привез в прошлую зиму. И я вспомнил, как мы весело с ним играли. Я был контролером и проверял на всех станциях билеты. И как наши поезда ходили по разным путям, только стрелки успевай переключать.
Я даже голос папы услышал, как будто он меня позвал из прихожей.
И я подумал: а вдруг все это неправда — про папу. Просто они решили так подшутить надо мной или меня испытать. А завтра утром или даже сегодня вечером папа войдет, засмеется — и все сразу наладится.
Я не стал разбирать дорогу, а прошелся по квартире. В квартире было пусто и страшно.
Потом я долго сидел на своем диване и представлял, как папа к нам возвращается. Например, я смертельно заболею, и мама пошлет ему телеграмму, и он прилетит из Москвы. Или бы с ним что-нибудь такое произошло. Он сломает обе ноги, и его внесут к нам на носилках. А мы будем за ним ухаживать.
Когда вошла в прихожую мама, я все еще сидел на диване в своей комнате.
— Дверь у тебя не заперта, — сказала мама.
Но я ей не ответил.
— Я шла назад с Анной Григорьевной и обо всем ей рассказала. О том, что мы разошлись с папой, тоже рассказала.
Потом, когда мы попили чаю, я снова сидел в своей комнате.
Мы с папой разошлись… Шли, шли — и разошлись. Я сегодня утром тоже разошелся. Утром шел в школу, а рядом со мной — старичок незнакомый. Потом он пошел направо — за газетой к киоску, а я — дальше, в свою школу. И мы с ним разошлись. Только мы с ним и были не знакомы. А папа — он же родной. Разве можно разойтись с родным сыном? Раньше я думал, что только плохие люди, негодяи, расходятся с детьми. А теперь вот и папа разошелся. Но он же хороший. И мама тоже хорошая. А мне-то жить как же?
— Папа просит, чтобы ты пожил у них, — сказала мама из своей комнаты. — Он сегодня звонил. Все такой же наивный человек. Ведь ему надо часто уезжать, а у тебя школа и музыка…
На первом уроке Анна Григорьевна сказала:
— Наш класс будет шефствовать над первоклассниками. Это наша пионерская работа. Кто хочет быть октябрятским вожатым?