Тут я увидел Федора Матвеевича. Он тоже улыбался и шел очень быстро маме навстречу.
Они остановились, что-то сказали друг другу, мама достала билеты, и они вошли в кинотеатр.
А я так и остался стоять и все продолжал смотреть на дверь. И совершенно забыл, зачем я приехал. Потом я подошел ближе к кинотеатру и посмотрел афишу фильма. На ней было написано, что фильм только для взрослых.
Я повернулся и пошел домой.
Я прошел так больше остановки и все думал про папу, про маму и про себя.
Я шагал, ни на кого не глядя, и вдруг кто-то встал прямо передо мной.
Это была Галя Кругляк.
— Ты уже купил звездочки? — спросила она. И тут я вспомнил про магазин. — Покажи, какие купил. Красивые?
— Я еще не купил, — сказал я.
— Пойдем вместе, купим.
И мы пошли с ней назад к магазину.
Я еще боялся, что вдруг кино кончилось и мы наткнемся на маму и на Федора Матвеевича. Я поэтому все время всматривался в людей, которые шли навстречу, чтобы вовремя убежать.
Но потом я подумал, что кино ведь длится два часа и мы успеем даже домой вернуться до конца фильма.
В магазине Галя Кругляк выбрала самые красивые звездочки.
Я заплатил деньги, которые нам дала учительница первоклассников.
Потом мы шли назад, и Галя рассказывала, как она была недавно в гостях и участвовала там в пьесе, изображала принцессу.
— Я просто необыкновенная была принцесса! — повторяла она.
Когда я в субботу пришел из школы, дверь открыл Федор Матвеевич.
— Коля пришел, — сказал он весело. — А мы с твоей мамой работаем.
В комнате пела птица, красивым голосом. Она замолчала, как будто задумалась, потом снова запела.
Я заглянул за дверь — оказывается, это была не птица, а магнитофонная лента.
Федор Матвеевич как раз выключил магнитофон, и пение смолкло.
За столом сидела мама и записывала в нотную тетрадь это птичье пение — нотами.
Федор Матвеевич еще раньше говорил, что ему с друзьями музыкальное издательство поручило составить сборник лучших птичьих песен.
— Только я нотной грамоты не знаю, — жаловался он.
И теперь мама ему помогала.
Потом мы пообедали все втроем, и Федор Матвеевич рассказывал смешные истории о своей работе.
У них в цехе есть рабочий — Никифоров. Он раньше ежедневно опаздывал, и ему цеховой комитет к каждому празднику дарил будильник. У него собралось восемь будильников. Теперь он не опаздывает, потому что кончил вечернюю школу и спит нормально. Теперь будильники ему не нужны. Он их принес назад, поставил на полку в цехе и каждый день заводит. И они все хором звонят, когда начинается смена.
А на рыбалке тот же Никифоров так махнул своим спиннингом, что леска обмоталась вокруг начальника цеха. Начальник цеха полчаса ходил вдоль берега весь связанный леской, его многие пытались распутать, и пришлось леску резать.
После обеда я читал книгу «По ту сторону кванта» — об истории современной физики. А мама с Федором Матвеевичем снова работали. И я тоже слушал пение их птиц.
Одна и та же птица пела свою песню в разные дни, то утром, то вечером. И песня была не одинаковой. Раньше я думал, что у птицы песня всегда одна, а сейчас, когда я прослушал ее раз девятнадцать подряд, я понял, что птица тоже поет песню с разным настроением. То с веселым, то с грустным. Как любое слово и имя можно сказать весело, а можно грустно. И от этого у слова получается разный смысл.
Вечером я остался один, а мама пошла в кино с Федором Матвеевичем.
Мы поехали в Театр Юных Зрителей. Раньше, в первых классах, мы ездили всем классом вместе с родительским комитетом. А теперь — первый раз поехали сами, кто как хочет.
Я приехал рано. В гардеробе было еще пусто, и в фойе — никого. Сначала я походил около растений, посидел у огромных окон, а потом вошел в зрительный зал. В зале было темно и тоже пусто. Лишь несколько лампочек светились над дверями.
Потом на сцену выбежал человек, посмотрел на меня и закричал:
— Никифор! Никифор!
Я подумал, что сейчас он скажет Никифору про меня, почему посторонние в зале, станет ругаться.
Никифор отозвался сверху, из темноты:
— Здесь я.
— Ну-ка, дай луну еще раз, — скомандовал человек на сцене!
Никифор звякнул у себя наверху какими-то железными штуками, и весь зал пересек луч света, а на сцене стало светлее.
Человек стал бегать вдоль сцены и ругаться:
— Ну что это за луна? Что это за луна, я тебя спрашиваю?! О чем мы с тобой вчера договаривались? Мы с тобой о такой луне договаривались? Опять халтуришь?