— Я думаю, что сейчас настал момент, когда мы можем и должны привлечь к ответственности тех, кто посягал на жизнь вашего сына. Справедливость прежде всего. А преступление не должно остаться безнаказанным.
Бирич не мог скрыть своего удивления. Он уже давно свыкся с мыслью, что случившееся с Трифоном в кабаку Толстой Катьки забыто, как обычная пьяная драка. Сам же Струков тогда, кажется, так говорил. С чего же он решил ворошить старое, обидное? В то же время ему было приятно, что о его боли, его оскорблении и позоре не Забыто и за них хотят отомстить. Он нерешительно проговорил:
— Я не знаю, захочет ли сам Трифон…
— Разрешите мне его навестить? — Струков был настойчив. Он уже окончательно решил припугнуть шахтеров. Он покажет всем, что у него твердая рука. Струкову хотелось доказать тем, кому здесь принадлежит власть, что он стоит больше, чем они думают. К тому же в последние дни Струков все чаще и чаще вспоминало Колдуэлле и Фондерате. Недавно Рули как бы мимоходом обронил, что он ждет из Америки русского полковника. Кто это может быть? Конечно, сразу же на память Струкову пришел Фондерат. Все возможно в этом мире, и после краха Колчака Фондерат вполне может оказаться здесь.
— Трифон будет рад видеть вас, — сказал Бирич, заметив, что Струков о чем-то сосредоточенно думает.
— Благодарю, — Струков направился к двери.
Бирич вслед сказал:
— Свидетелем этого ужасного события был шахтер, — Павел Георгиевич запамятовал фамилию, но ее подсказал Тренев:
— Малинкин, Малинкин!
— Да, да, он самый, — подтвердил Бирич и усмехнулся. — Такой услужливый, с запоминающимся лицом.
— Знаю, — кивнул Струков. — И еще одна просьба, Павел Георгиевич. Дайте мне список всех должников по налогам и тех, кого ревком от налогов освободил.
— С превеликим удовольствием, Дмитрий Дмитриевич! — воскликнул Бирич. Он уже с симпатией смотрел на Струкова. Ему понравилось, что Струков сам взялся за дело, о котором Бирич хотел ему напомнить. Казна должна пополняться, и если Струкову удастся выколотить со всех налогоплательщиков их долги, то соберется порядочная сумма.
— Сегодня же список будет готов, — заверил он Струкова.
— Я зайду к вам после поездки на копи.
Струков вышел.
— Деятельный офицер, — похвалил его Бирич. — Если бы все мы так служили общему делу, все бы иначе в России сложилось.
— Судьба России еще будет решаться, — несколько высокопарно произнес Чумаков. — Большевики долго не продержатся! Дальний Восток уже отпал от России, возникла Дальневосточная республика.
Дошедшие до Ново-Мариинска сведения о возникновении новой республики были настолько противоречивы, что составить о ней определенное мнение было трудно. Охотск, ссылаясь на Иркутск, передавал, что Дальневосточная республика — буфер, который необходим Советской России для передышки, для предотвращения войны с Японией, держащей на Дальнем Востоке много своих войск; радиостанции Японии и Америки утверждали, что начался распад Советской России на множество республик и это — начало краха большевиков. Тренев не вмешивался в разговор Бирича со Струковым. Он с нетерпением ждал, когда останется один. Едва Струков заговорил о своем намерении собрать задолженность, как Тренев вспомнил о Туккае. Помешавшийся пастух Тейкылькута по-прежнему жил в Ново-Мариинске, но его видели редко. Туккай не любил покидать свою старую дряхлую ярангу. Чукчи из стойбища и береговые кормили его. Тренев вспомнил о тех мешках пушнины, которые ревком вернул Туккаю. «Как я мог о них забыть? — удивился Тренев. Он был недоволен собой. — Упустить такую прекрасную возможность. Три мешка отличной пушнины! Да это же приличная сумма. Надо немедленно, пока еще никто не успел опередить его, забрать меха у Туккая. Лучше всего дождаться вечера и тогда — в ярангу к Туккаю. А будет сопротивляться…» У Тренева крепко сжались кулаки. Он так был захвачен своей мыслью, что не сразу услышал Бирича, который окликнул его:
— Помогите нам, Иван Данилович, напомните имена тех, кто при ревкоме получал бесплатно или за гроши продукты и товары, кого освобождали от налога. Вы же были вхожи в ревком.
— Не утруждайте себя, господа, — отозвался наконец Тренев, — у меня есть списочек. Я для любопытства вел его. Хе-хе-хе! Уж очень мне странным было, что ревком так балует людей, да каких? Бездельников, оборванцев. Чуяла моя душа, что придет справедливое время. Вот оно и настало, а мой списочек из забавы в нужное дело превратился, — приглаживая сальные волосы, Тренев юркнул во вторую комнату, загремел сундуком, отодвинул его от стены и из-под половицы вытащил небольшой сверточек. В нем он разыскал нужную бумагу и убрал в тайник остальные. Поставив сундук на место, он вернулся к Биричу и Чумакову, которые на лежащих перед ними листках уже вывели по столбцу фамилий.