— Урр-р-а-а!
Но его никто не поддержал, и голос смущенно смолк. Каморный увидел над зданием правления красное полотнище, которое сменило царский флаг. Его держал в руках Еремеев. Он скомкал старый флаг и швырнул его вниз.
— Да здравствует советский флаг! — крикнул Чумаков. — Ур-р-р-а-а!
К нему присоединились все, кто был рядом, и несколько человек из толпы. Чумаков опять предложил:
— Ну, товарищи, ну, граждане, подписывайте декларацию. Или вы против Советской власти? Почему никто из шахтеров не подписал?
— Я подписываюсь, — около ящика появился Малинкин. Как всегда хорошо одетый, чисто выбритый, он мало походил на шахтера.
— Удушу стерву! — пообещал Баляев, и Каморный понял, что это не пустые угрозы. Он тихо сказал шахтеру:
— Не марай о грязь руки. Они для большого дела потребуются.
Баляев не удивился словам Каморного, а удовлетворенно подумал: «Не ошибся я» — и спросил друга:
— Скажешь, для какого дела?
— Скажу, — Каморный уже был уверен в Баляеве и решил с ним откровенно поговорить перед отъездом. Может быть, шахтеры окажутся помощниками марковцев. Ведь не могут они забыть своей вины в гибели ревкома, когда Толстая Катька их споила. Есть же в них совесть.
— Пошли отседова, — Баляев стал выбираться из толпы. — Не терпит сердце видеть мерзость.
Покинуть собрание, не подписываться под декларацией решили и другие шахтеры, но это им не удалось. Баляев и Каморный оказались перед цепью милиционеров и поняли все. Струков, стоявший невдалеке, спросил шахтера:
— Что же ты, Баляев, от Советов уходишь?
Струков скользнул взглядом по Каморному, не задержался на нем, приняв за кого-то из шахтеров. Баляев, опасаясь за Каморного, сказал:
— Чего моя подпись стоит?
— Ты пролетарий, твое мнение большой вес имеет, — объяснил Струков. — Идите, идите, подписывайтесь.
Баляев больше не возражал. Он мигнул Каморному, и они подошли к очереди, которая выстроилась у ящика. Присутствие милиционеров было всеми обнаружено, и никто не решился уйти не расписавшись. Слишком свежи были в памяти недавние выстрелы по членам ревкома. Стало уже темнеть, когда на обратной стороне листа была поставлена последняя подпись.
— Теперь можно и обмыть наше единство, — сказал Чумаков. — Пять человек приглашаю к Толстой Катьке. Кто хочет со мной?
— А я десятерых! — закричал Щеглюк. — Пошли!
— Угощайте, не жалейте! — сказал Бирич Чумакову. — Я расплачусь. Да возьмите с собой Рыбина.
— Нет, нет. Я домой, к семье, — испугался Рыбин.
Но Чумаков властно взял его за руку:
— Председатель Совета должен быть с людьми, а не прятаться.
Толпа расходилась. Люди торопились покинуть место с ощущением того, что они стали соучастниками какого-то преступления. Баляев что-то шепнул нескольким шахтерам, а Каморному громко сказал:
— Пошли допивать водку!
Каморный взглянул на флаг, и он Показался ему черным и тяжелым, как будто отлитым из чугуна. Всю дорогу до домика Клещина шахтер угрюмо молчал. Каморный несколько раз заговаривал с ним, но, не получая ответа, оставил попытки. Баляев о чем-то сосредоточенно думал. В домике светились окна. Женщина по-прежнему была одна. Когда Каморный и Баляев вошли в домик, у женщины был все тот же испуганный вид. Она приготовила немудреные закуски, расставила кружки. Тусклая лампа едва освещала маленькую комнатку с низким потолком, топчан, покрытый лоскутным одеялом, стол и табуретки.
— Беги за своим, — приказал Баляев хозяйке, стаскивая полушубок и шапку, Густые всклокоченные волосы его касались потолка. Баляев не стал садиться на табуретку, а принес с улицы позвонок кита. — Для меня припасено. А то как сяду на ихнюю табуретку, так — щепки для растопки.
Он рассмеялся и поторопил хозяйку:
— Не копошись. Слетай в один миг.
— Я сейчас, — женщина накинула на плечи рваное пальто и вышла. Ее шаги затихли за окном.
Баляев молчал. Каморный достал кисет и сказал:
— Смирились шахтеры с новым Советом.
— Ты не торопись, — Баляев уклонялся от разговора. — Один я с тобой чесать язык не буду. Не одних нас дело касается. Погоди. Давай-ка покурим, покеда нужные люди придут.
Они успели выкурить по самокрутке, когда в домик пришли четверо шахтеров. Каморный их узнал. Они стояли рядом с Баляевым на собрании. Один из них был совершенно лысый, с морщинистым лицом. Другой — широкоскулый, с выбитыми передними зубами и багровым шрамом на подбородке. Двое других шахтеров были молодые, лет по двадцати пяти, с усталыми лицами и колючими глазами. Они очень походили друг на друга — и курчавыми волосами с рыжинкой, и крутыми плечами, и прямыми бровями над далеко расставленными от переносицы глазами. «Братья, — решил Каморный. — Кажется, близнецы».