«Сохраняйте внешне форму Советов, популярных настоящее время населения. Поступление товаров Чукотку должно быть только из Штатов. Необходимо убедить население, что только Штаты их спасут. Другая помощь невозможна. Полностью ликвидируйте следы деятельности ревкома. Поощряйте частную инициативу. Установите возможность будущем образования автономного Анадырского правительства, создания вооруженных сил. Оружие будет доставлено началом навигации. Чаще информируйте положении уезде. Томас. Ном».
— Когда это передавали? — спросил Каморный.
— Три дня назад. — Учватов едва говорил. Он видел, с какой ненавистью смотрели на него, и опасался, что люди сейчас выместят на нем свой гнев. Он торопился все высказать. — Ном позвал мистера Рули к аппарату, и он сам вел передачу и прием. Я все это на слух запомнил и потом записал.
— И дальше пиши! — приказал Баляев. — Нам пригодится.
— Конечно, конечно! — обрадованно закивал Учватов.
— Жаль, что нет у тебя записей о России, — пожалел Каморный. — Что там делается?
— Как же! — с готовностью отозвался Учватов. — Есть, есть! Там, дальше! — Он привстал на цыпочки и дотронулся пальцем до тетрадки. — Во второй половине ее. Я о России отдельно записывал.
— Ну и ну! — крутнул головой Каморный и, полистав тетрадь, нашел новую запись. Она занимала всего лишь несколько строк:
«25 марта Вашингтон передавал, что Ленин решил строить много электростанций в России. Американцы говорят, что в это никто в мире не верит».
Каморный захлопнул тетрадку:
— Все!
— Мало! — разочаровался Клещин.
— Я не успел, я… — Учватов оправдывался, как провинившийся школьник.
— Ладно тебе! — Каморный указал ему на стол. — Соединяй нас с Петропавловском.
Учватов торопливо надел дрожащими руками наушники, включил аппаратуру и стал вызывать Петропавловск. Товарищи подозрительно за ним следили. Каморный подумал, что они уже долго находятся на радиостанции. Он спросил Копыткина:
— Как там?
Шахтер заглянул в приоткрытую дверь в моторную, улыбнулся, сказал про моториста:
— Дрыхнет.
Было спокойно и в коридоре. Часовой вел себя послушно. Братья Нурмилет поблескивали глазами. Они были довольны приключением и не спрятали в карманы оружие, как другие. Учватов, поворачивавший ручки настройки, замер, потом быстро застучал ключом, повернулся к Каморному, кивнул:
— Петропавловск! Дежурный телеграфист. Что передавать? — он сдвинул наушники, чтобы слышать, что ему будет диктовать Каморный. Давид замялся. Он не знал, что же главное сказать, и обратился к Клещину:
— Давай.
— Спроси, кто у власти в Петропавловске.
Учватов, не убиравший руки с ключа, сказал:
— Там губревком.
— Тогда… — Клещин задумался, подбирая слова, но Каморный уже диктовал, и Учватов отстукивал:
— Срочно позовите к аппарату председателя ревкома!
Петропавловск ответил, что до ревкома далеко и некого послать. Каморный настаивал.
— Очень важное сообщение.
«Передавайте. Буду принимать», — предложил Петропавловск.
— Эх, дьявол! — с досадой произнес Баляев: — Дрыхнут там, а тут дело такое.
«Почему молчите? — запрашивал Петропавловск. — Будете передавать или нет?»
— Будем! — Каморный нагнулся над Учватовым и заговорил, а тот дробно застучал ключом:
— Докладывают член Анадырского ревкома Клещин и член Марковского Совета Каморный. Власть в Ново-Мариинске захватили коммерсанты и колчаковцы. Назвались Советом. Ревком расстрелян. Уцелело только двое. Пользуемся телеграфом случайно. Уходим в Марково. Будем бороться, и Советская власть будет на всей северной земле. Да здравствуют Советская власть, Россия и Ленин! Мы с ними! Не верьте сообщениям Анадырского Совета. Они враги Советской власти! Клещин, Каморный».
Учватов быстро передал в Петропавловск последние слова, потом вздрогнул, сорвал наушники. Все услышали, как бешено трещало в них. Учватов сказал:
— Американцы забивают. Теперь связь с Петропавловском прервана.
— Нам хватит, — Каморный обратился к товарищам: — Может, еще с кем поговорим?
— Можно связаться с Охотском и Наяханом, — услужливо предложил Учватов.
— Давай сначала Охотск, а потом Наяхан.
Несмотря на все свое старание, Учватов, однако, не смог вызвать ни одну из этих станций.
— Спят, наверное, — виновато сказал он. — Поздний час. В это время мы редко работаем.
Каморный посмотрел на большой хронометр, стоявший в лакированном коричневого цвета ящике, и удивился, как быстро прошло время. На станции они находятся уже больше двух часов. Пора уходить. Кто знает — может, подгулявшим коммерсантам и Рули захочется сейчас, немедленно, похвастать своими успехами, передать в Ном о подписанной населением декларации.