3
Владо смотрит на ручные часы. Они продолжают идти.
Когда поднесешь их к уху, они тикают, как сердце птички. Потом они снова прячутся под рукавом красного свитера. Странно, почему он взял в горы этот свитер? Его он, Владо, надел тогда, когда впервые был наедине с Елой. И тогда был ясный, солнечный день. Он помнит его до деталей, как будто это было вчера, а не год назад.
Они едут на лыжах с горы. Ветер свистит в ушах. Летит стайка куропаток. Владо приседает и мгновенно останавливается. Ела пытается подражать ему и падает, но быстро встает, отряхивается. Горная речка шумит подо льдом. Рекс увяз по брюхо в снегу. У него черный намордник, из щелок которого проглядывает розовый язык.
Владо подъезжает к Еле, очищает от снега ее рукав. Смотрит на каштановые волосы, в которых искрятся звездочки снега. Овчарка мгновенно подлетает к ним и пытается схватить Владо за перчатку.
— Рекс, ты что? Ревнуешь?
Владо замечает тонкие пальцы девушки, лежащие на голове Рекса, и дотрагивается до них.
— Холодные, — говорит он и трет их своими ладонями. — Давай левую. Так. Она более теплая. Чему верить? Поговорке или биологии?
— Что ты имеешь в виду?
— Руки холодные, сердце горячее.
— Не знаю, — краснеет Ела и снимает крепления. — Отдохнем.
Они садятся на скрещенные лыжи. Рекс пролезает между ними и прижимается к Еле. Владо смущенно выводит бамбуковой палкой на белом склоне буквы «Е» и «В», смотрит на палку и неожиданно переводит разговор на другое.
— Этот бамбук рос, слыша рев тигра в тропической ночи, а сейчас он здесь, среди снега. Если бы он мог рассказать…
— Я бы испугалась.
— Даже при условии, что мы здесь? — Владо показывает глазами на Рекса. — Но так, наверное, лучше: пусть вещи молчат. Представь себе, если бы часы в моей комнате начали тебе рассказывать.
— Мне стало бы грустно?
— Не знаю, но ты узнала бы мои мысли.
Им снова овладевает смущение. Он приглаживает растрепанные волосы, пытается улыбнуться. Тень крыльев орла проплывает по белой равнине, скользит вверх по крутизне. Владо смотрит на небо, на хищную птицу, сравнивая ее мощные крылья с прозрачным облаком, легким и золотым, как перышко канарейки. Затем подставляет лицо солнцу. Через щелки глаз он видит лыжню. Две параллельные линии удаляются, потом как будто бы сливаются, потом снова расходятся и ведут к замерзшей речке с сосульками на вербах.
У Елы беспокойные пальцы. Они бегают по лыже, как по клавиатуре. Но определенной мелодии они не выстукивают. Ему кажется, что Ела чего-то ждет и боится. Может быть, сейчас она должна будет что-то решить и поэтому волнуется.
Владо замечает это и уже ощущает свое превосходство. Он чувствует, как пропадает выражение растерянности на его лице, как появляется около рта складка, которая делает его лицо серьезным, даже каменным.
— После нас остался след на снегу, — говорит он. — Завтра его найдут лыжники. В этом есть какая-то символика. Знаешь, я иногда думаю, что человек живет для того, чтобы оставить после себя след. Почему ты так смотришь на меня?.. Не всякому дано построить египетскую пирамиду, но след после себя оставляет каждый. Вероятно, в этом и заключается бессмертие.
— Нет, Владо, должно быть что-то вне нас, сверх нас. Понимаешь? Пусть это называется как угодно: бог, судьба, провидение…
— Я верю только в человека, — говорит Владо и краснеет. Это не его изречение, но лучше сказать он не может.
— Человек — маленький, бессильный, — улыбается Ела.
— Он пассивный. Но как только он поймет, что родился для счастья, человек изменится.
— В счастье — эгоизм, Владо.
— Это неправда. Счастье не может существовать, когда кругом несчастье.
Их взгляды встречаются. Девушка опускает голову, ее глаза прячутся за зеленые очки, и Владо видит вместо горящего взгляда Елы отражение солнца. Оно маленькое, как монетка, и совсем холодное.
Ела мажет кремом лоб и нос. Она могла бы среагировать на намек, на его слова о счастье, но стоит сделать маленький шаг, как ей придется все сразу решать… Пусть уж само время решит, так будет лучше и безболезненней. Надо отдалить то, что мучает сегодня, а завтра все будет как нельзя лучше.
Она спокойно растирает крем по лицу и, словно не поняв намека, спрашивает:
— Может ли человек надолго оставить после себя след? Ведь жизнь такая короткая.
— Может. Вот посмотри, молния длилась какую-нибудь долю секунды, а навсегда оставила свой след на липе, что перед нашим домом.