— Ты ошиблась, — резко сказал Григорьев. — А ты... — Он хотел было спросить, не испугалась ли сама Зина, но глаза ее смотрели ясно и требовательно. — А как ты себя чувствуешь? — спросил он, уступая. — Когда тебя осматривал врач?
— Ну вчера же, вчера! — Зина порывисто приложила руку к сердцу. — Гречихин знает...
Загремел марш. Физкультурники пошли вдоль трибун. Они шли по четыре человека в ряду, впереди девушки, позади мужчины, и движения их были четки и слитны, и, казалось, солнце окрасило их тела одинаковым бронзовым загаром.
— Ладно, — сказал наконец Григорьев. — Но помни... Глядеть в оба!
В поле возле самолета стояли парашютистки и беседовали со своим инструктором. Слышались отрывистые голоса, — было заметно, что девушки нервничают. Через несколько минут они должны были подняться в воздух, и Гречихин нарочно говорил с ними о всяких пустяках.
Запыхавшаяся Зина подбежала к самолету.
— Как, Зиночка, рада? — неуверенно спросила Катя и почему-то вздохнула.
— Отставить вопросы, — остановил ее Гречихин. — Время!
— Ты каким номером прыгаешь? — поинтересовалась Катя.
Зина сказала твердо:
— Тамара должна была прыгать первой.
— Ну... — Гречихин даже руками развел. — Бойка... Чем только отец с матерью тебя кормили, что ты такая выросла? — Он прикрикнул на нее: — Ты у меня поспорь! — И позвал девушек: — Полетели, девчата!
Как только самолет очутился в воздухе, Зина ощутила необычайную уверенность в том, что все обойдется хорошо. Мысли ее сосредоточились на предстоящем прыжке. Постепенно она перестала думать, спрыгнет удачно или неудачно, она думала только о технике прыжка, припоминая самые незначительные указания инструктора.
Она посмотрела вниз. Земля быстро уходила из-под самолета.
Гречихин уверенно вел большую блестящую рокочущую машину.
Он оглянулся. Зина и ее товарки тихонько сидели в кабине.
Самолет повис над стадионом.
«Гречихин чересчур осторожен, — подумала Зина. — Хорошо бы подняться повыше».
Она не успела сообразить, насколько высоко поднялся самолет, как заметила, что пилот поднимает руку.
Катя увидела сигнал и подтолкнула соседку, та подтолкнула Зину. Зина растерялась, но послушно кивнула.
Пилот выключил мотор, и странная тишина наступила в кабине.
Все девушки смотрели на поднятую руку Гречихина.
Быстрым взглядом Зина окинула подруг. Тень неуверенности скользнула по их лицам. Или это ей только показалось? Мгновенно вспомнилась Тамара. Неужели девчатам тоже вспомнилась Тамара? Неужели они боятся? Сама Зина нисколько не боялась. Она это отчетливо сознавала. Ей показалось, что девчата колеблются. Этого мгновения Зина и опасалась. Не глядя на товарок, она подвинулась к выходу и полезла на крыло.
Ветер дул ей прямо в лицо. Далеко-далеко внизу чередовались зеленые и серые полосы. Белая дымка покрывала землю.
Зине вдруг вспомнилась глухая тюменская деревенька, вспомнилась мать... Неужели Зине тоже грозила участь всю жизнь оставаться покорной мужней женой? Она готова была тысячу раз рискнуть своей жизнью, лишь бы сохранить настоящее. Зина еще раз взглянула на поднятую руку Гречихина и... бросилась вниз, точно в воду.
На миг она забылась, ее рвануло, показалось, будто кто-то ее ударил, и она тут же пришла в себя.
Дернула вытяжное кольцо.
Мгновение.
Над ее головой возник белый шелковый купол.
Ярко светило солнце. Темная полоса леса тянулась до самого горизонта. Ближе был поселок. Зина никогда не предполагала, что в поселке такое множество домов.
Она привязала вытяжное кольцо и попыталась сдвинуть ножные обхваты, но они оказались слишком тугими.
Показалось, что ветер относит ее в сторону.
«Как бы не поцарапать лицо», — подумала она.
Зрители, запрокинув головы, следили за крупной блестящей машиной.
Самолет висел над стадионом.
Вот... Кто-то — кто? — отделился от крыла. И сейчас же одна за другой от крыла начали падать крохотные фигурки. Фигурки летели вниз, распускались парашюты. Пышные шелковые купола плавно опускались с неба, точно громадные белые кувшинки.
XXIV
Было темно и тихо. Такие ночи бывают только на исходе лета, в конце августа или начале сентября. Зина переступила через порог. Сноп света на мгновение вырвался вслед за нею, но она тотчас захлопнула за собой дверь, и тусклый рыжий свет едва успел лизнуть утрамбованную землю. На улице было удивительно хорошо. Ни ветра, ни сырости... Хоть бы трава зашелестела. Но не шелестела и трава. Казалось, такая темнота и такая тишина будут длиться вечно. Зина медленно пошла вдоль улицы. Ни одного прохожего. Лишь кое-где смутно светились окна, но не успевала Зина к ним приблизиться, как они потухали. Улица засыпала.