— Дорогая, не сердись… Пора нам подумать о Фатиме. Надо устраивать ее судьбу… — виновато проговорил Бийсолтан.
— Ну что ж, послушаем ваше решение, мой полковник, — насмешливо улыбаясь, сказала Зайнеб.
Бийсолтан знал: когда жена говорит «мой полковник», — значит, она сердится, но если скажет: «мой полковничек», — тут уж нельзя не растаять!
С тех пор как ему присвоили звание полковника, Зайнеб никогда не звала его по имени. Даже в разговоре с Фатимой всегда говорила: «наш полковник» или «твой отец, полковник».
— Чомай купил в Кисловодске еще один дом.
— Сколько же теперь у него домов? — Зайнеб даже приподнялась на постели.
— Три больших дома. Два из них сдает квартирантам. Да еще имеет кожевенный завод. Вот откуда у него такие деньги! Происхождением он, правда, не блещет, род его ниже нашего, зато богатством берет верх!..
— Я слышала, что его слюнявый Салимгерий в Кисловодске любит покутить?
— Да что ты заладила: «слюнявый-слюнявый»! Был бы у тебя такой зятек!..
— Я вижу, мой полковник, ты и единственную дочь не задумаешься отдать за такого… — сразу посуровела Зайнеб.
— Но ты посмотри только, какое у Чомая хозяйство! Если и дальше так пойдет, Чомай станет богаче всех в Кубанской области! Значит, и власть к нему перейдет. Этого я не потерплю. В наших краях нет никого и не будет выше полковника императорской армии, Бийсолтана. Ты понимаешь?
— Когда я выходила за тебя, полковник, я думала только о том, как ты красив. А ты единственной дочери прочишь слюнявого Салимгерия! — злобно сверкнув глазами, проговорила Зайнеб.
Она никогда не затрудняла себя мыслью, откуда у мужа так много денег. Поэтому сейчас, когда муж сказал о Салимгерии, ее прежде всего взволновал вопрос, как может ее дочь стать женой такого внешне отвратительного человека?..
— Я думаю, дорогая, что ты понимаешь: если есть дочь, надо спешить хорошо выдать ее замуж. А поэтому надо как-то осторожненько дать понять Чомаю, что мы не прочь с ним породниться.
— Ах, мой полковничек, я подумаю об этом, а сейчас дай мне поспать, — капризно сказала Зайнеб и прижалась к мужу.
Занятая собой, Зайнеб всегда мало думала о дочери. Но теперь многое изменилось. Зайнеб после свадьбы каждый день стала бывать в комнате Фатимы, подолгу разговаривать с дочерью.
— Подумать только… — говорила Зайнеб. — Люди спрашивают, дочка, не сестра ли я тебе. Неужели я так молодо выгляжу? — Она тащила Фатиму к большому зеркалу. Оттуда на них смотрели как две сестры, две красивые молодые женщины.
Мать поправляла перед зеркалом свою прическу, а Фатима думала: «Правда, лица у нас похожи, но я уже забыла, какой настоящий цвет волос у мамы!»
— Скажи, дочка, не слишком ли я худая? Может быть, я очень затягиваюсь? Или так лучше? — спрашивала Зайнеб, прохаживаясь по комнате.
— Я не знаю, мама…
— Вот видишь… Если б с тобой говорила твоя нянька Сайра, ты бы ей так не отвечала, а крутилась бы волчком вокруг нее. Должна тебе заметить, что ты совсем не внимательна ко мне! — сердилась Зайнеб.
— При чем тут Сайра! — вспыхнула Фатима.
Зайнеб ревниво наблюдала за все растущей привязанностью дочери к своей няньке — кормилице Сайре.
— Как при чем?! Она тебя настраивает против меня! Я это хорошо знаю… Так вот, я буду не я, если допущу, чтобы она еще жила здесь. Я скажу полковнику, чтобы он отправил ее куда-нибудь подальше!
— Мама, не говори так, прошу тебя! Сайра меня вырастила и я… я люблю ее, — в слезах проговорила Фатима.
— О-о-о, любишь!.. Ну, погоди… Она у меня найдет свое место! Пусть только явится домой полковник!
Зайнеб хотела еще что-то сказать, но в дверях показался Салимгерий.
— Ах, молодой человек! А мы только что думали-гадали: почему вас сегодня так долго нет?! — лукаво посматривая на вошедшего, сказала Зайнеб и краем глаза взглянула на дочь.
— Мы с отцом ездили в горы, на пастбище. Поверите ли, я теперь дня не могу прожить, чтоб не повидать вас! — взволнованно произнес Салимгерий и, стараясь быть галантным, поцеловал руки Зайнеб и Фатиме.
На лице Зайнеб промелькнула насмешливая улыбка, «Вот неуч! — подумала она. — Девушке-то ведь руку не целуют!» Но тут же, поддерживая разговор, приветливо спросила Салимгерия:
— Как там ваши стада, все ли у вас в хозяйство идет хорошо?
Фатима незаметно вытерла руку, которую поцеловал Салимгерий и, взглянув на мать, заметила, что она странно держит свою руку, словно брезгливо отстраняя от себя.
— Дочка считает вас одним из самых замечательных джигитов! — шурша шелком платья, Зайнеб прошлась перед Салимгерием.