- Я не знал, что вы собрали столько фактов, - признается Уильям.
- Вы, гражданские, если бы не задирали так высоко нос, могли бы многому научиться у нас, военных, - усмехается Добс.
- В самом деле, не знал... - бормочет Сеймур.
Он сидит на скамейке, понурив голову, но вдруг в какую-то долю секунды его тело вытягивается и, оттолкнувшись ногами от пола, в неожиданном прыжке летит на Добса. Рука с револьвером отброшена в сторону. Звучит негромкий выстрел, будто откупорили бутылку шампанского.
Билли машинально наводит пистолет на Сеймура. Очень удобный момент схватить его за руку, и пистолет падает на пол.
- Подержите его секунду, Майкл, - отзывается Уильям.
Не знаю, что он сделал с Добсом, но тот неподвижно лежит на полу фургона. Что Уильям с ним сделал? Наверное, то же самое, что делает и с Билли: маленькую пластиковую ампулку с длинным острием вкалывает в вену и сразу же вынимает.
- Заберите свой кошелек. Надо найти магнитофон, если он есть, говорит Сеймур и трогается к ящикам в противоположный конец фургона.
Магнитофонов оказалось целых три - они запрограммированы для последовательных действий. Добс, очевидно, предвидел, что допрос будет продолжаться долго. Возможно, он предвидел и определенную реакцию с нашей стороны, но чего же тут было бояться? Двое с пистолетами против беззащитного профессора. Это породило самоуверенность. А когда ты слишком самоуверен...
- Магнитофоны соединены с кабиной шофера, - устанавливает американец, забирая кассеты.
- Возможно, еще что-то соединено с кабиной шофера.
- Какое это имеет значение, если оно пока что не действует, отвечает Сеймур. - Готовьтесь к приземлению!
Машина едет не очень быстро. Не очень быстро, если ты не прыгаешь, а сидишь внутри. Но тянуть невозможно. Придется рисковать, хотя вывихнуть или сломать ногу сейчас было бы очень некстати.
Сеймур открывает дверь, и машина, как по заказу, еще сбавляет скорость и останавливается. Следовательно, дверь соединена с кабиной!
- Быстрей! Прыгайте! - кричит Уильям и исчезает в темноте.
Прыгаю вслед за ним и, уже стоя на асфальте, вижу, как шофер выходит из кабины и направляется в нашу сторону. Перепрыгиваю металлическую рейку, что отгораживает шоссе, и оглядываюсь. Шофер, видимо, замечает меня и решает посмотреть, что же произошло в фургоне. Это доброе намерение срывает американец, который выскакивает с противоположной стороны машины и ударом сзади сбивает шофера с ног.
- Кажется, мы где-то вблизи Базельбада, - говорит Сеймур, подходя ко мне. - Нас отделяет от города этот лес. Пройдем его пешком. Шофер быстро оправится.
- Неужели не можете и в него воткнуть ампулку?
- Кончились. Но оно без ампулок и лучше. Если фургон долго будет тут стоять, дорожная полиция непременно заинтересуется им. Пусть шофер себе едет.
Продвигаемся наугад в темноте между деревьями, пока выходим на какой-то проселок. Дождь почти утих, совсем тихонько постукивает по листьям.
- Вы когда-нибудь были в Базельбаде? - тихо спрашивает американец.
- Проездом.
- Удобная граница. По одной стороне Базельбад, а по другой - Базель. Это, собственно, один город, граница разделяет улицы, дворы, даже дома. Я собирался переправить вас через один такой дом.
- Но канал закупорился...
- Не закупорился. Боюсь, что он ненадежный. После того как те типы зашевелились, я не могу доверять никому. Это был очень близкий мне человек. Но я уже говорил вам: часто дружба лишь промежуточное звено между двумя предательствами.
Идем медленно, немного покачиваясь. Пахнет влагою и мокрыми листьями, как в моей спальне на той вилле.
- Чувствуете этот острый запах? - спрашивает Сеймур.
- Запах свежести.
- Запах кладбища, - возражает американец.
- Вы никогда не ходили кладбищем?
- Приходилось. Мои сестры вообще не были на могиле матери, ведь надо же хоть мне навещать ее.
Он останавливается перевести дух и добавляет:
- Мать не очень любила меня. Я вам рассказывал, что появился на этот свет нежеланным. Но я хожу на ее могилу. Наверное, человеку все-таки надо кого-то любить. Хоть одного-единственного. Хотя бы свою мать.
Наконец мы взбираемся на взгорье. Тут лес кончается. Противоположный склон холма почти голый. Внизу сквозь пелену мелкого дождя виднеются светлые ленты улиц, обозначенные лимонно-желтыми пунктирами на черной доске ночи.
- Да, Базельбад, - говорил Сеймур. - Там, слева, есть пропускной пункт. С права - второй. Мы перейдем посредине.
Он показывает на какое-то темное место между яркими линиями улиц.
- Там наш частный пропускной пункт, Майкл.
- Разве и вы пойдете со мной?
- Должен. Вы сами не сориентируетесь.
- А как сориентируетесь вы после того, как зашевелятся друзья Райена?
- Их действия - это уже последняя конвульсия. С Райеном покончено раз и навсегда. Его место за решеткой. А с вашим исчезновением дверь его камеры закроется.
Он вынимает из кармана пачку сигарет, смотрит на нее, потом заталкивает назад в карман.
- Мы будем переходить границу на строительной площадке. Котлован, бетонные фундаменты, колонны и балки - вообще впечатляющая обстановка. Линия границы - символическая. Если нас не заметят, придется бежать вперед или назад в зависимости от обстановки. Граница, какая она ни есть, все-таки граница.
Спускаемся с холма, поросшего густой травой, притормаживаем наш спуск. В трехстах метрах впереди в мокрой темноте белый ореол первого городского фонаря.
Сеймур неслышно шагает вдоль забора. Я иду вслед за ним, чувствую, что мой мокрый пиджак стал тяжелым, а вода стекает струйками за воротник рубашки. Пройдя метров пятьдесят, американец отодвигает на заборе доску и скрывается. Я проскальзываю с ним.
По другую сторону забора совсем темно. Настолько темно, что тебя охватывает ложное чувство, будто ты наконец попал в безопасное место.
- Немного посидим, пока глаза привыкнут к темноте, - шепчет Сеймур. Вон видите, напротив уже Швейцария.
Не вижу. Ничегошеньки не вижу. Передо мной мрак, словно огромная яма, будто мертвое болото, будто бездонная пустота. Потом постепенно различаю сквозь сетку дождя очертания какого-то огромного здания.