Андрей направился по дорожке к дому. Екатерина поспешила за ним.
- Арсений способен, превратить мою жизнь, в ад! – Рунич подавил тяжелый вздох. - Я проклят Катя, проклят, собственным ребёнком.
Войдя в дом, они замерли на пороге.
В гостиной раздавалась мелодия модного, французского танца „Кан-Кан“.
Сидя за роялем, Арсений играл. Рядом на столике - рюмка и бутылка коньяка.
Катерина безнадёжно покачала головой. Рунич поморщился и вполголоса, чтобы не услышал сын, проворчал:
- Когда начнут собираться посетители, заприте его в комнате и не выпускайте.
- А-а, Катя, - Арсений повернулся к ним. - И ты, папа?
- С утра надираешься, - сердито процедил сквозь зубы Андрей. - Ты стал похож, чёрт знает на кого!
Арсений недобро сощурил глаза.
- Какой ты, папа, заботливый! Ты видимо забыл, я - свободный человек. Свободный! У меня нет любимой работы, нет семьи, нет собственного дома. Ничего! И всё это - твоя забота! - горькая усмешка не сходила с его губ. - Теперь ты решил отобрать у меня последнее. Знаешь, а коньяк помогает. Всё упрощается. Становиться не так больно и тоскливо. Даже весело! - он пробежал тонкими пальцами по клавишам и запел:
«Ах ты, мельница, ах, „Мулен Руж“!
Для кого мелешь ты, „Мулен Руж“?
То ли для смерти, а то ли для любви?
Для кого мелешь ты до зари?»
- Арсений! - крикнул Рунич.
Сын, не слушая его, распевал:
"Люблю я развлечения,
И ужины с шампанским…“
- Пока не случилось худшего, нужно уложить его в постель и вызвать доктора, - посоветовала Катя.
Арсений прервал пение:
- Мне не нужен доктор, Катенька. Всё в порядке. Моя жизнь - прекрасна! - он повернул к отцу бледное лицо. - Потерпи ещё немного. Скоро ты избавишься от меня. Обещаю.
- Глупый мальчишка!
Всплеснув руками, возмущённая девушка попыталась отобрать из его рук рюмку.
- Арсений, пожалуйста, не надо.
- Почему не надо? - он отстранился от неё. - Я пью всё только самого лучшего качества. Вот это любимый отцом французский коньяк. Разве он может мне повредить? А знаете что? Мне сегодня хочется пить и петь! И сейчас я спою самую модную песенку на Монмартре! - и весело загорланил:
« Тебе пишу я из тюрьмы, Полит мой бедный.
К врачу вчера явились мы, а врач был вредный!
Болезни той не разберёшь, коль не в разгаре,
И вот меня бросает в дрожь: я — в Сен-Лозаре“.
- Довольно! - Андрей подскочил к роялю и, захлопнув крышку, едва не отдавил сыну пальцы. - Довольно распевать в моём доме куплеты парижских шлюх! Марш к себе, проспись! Вечером, в восемь, жду тебя в кабинете. Прошу не задерживаться и, быть в надлежащем виде. Ступай!
Арсений нехотя поднялся из-за рояля.
******
Задумавшись, Александр Краев ехал в дом Руничей.
Он думал о том, что ему тридцать один год, а он одинок. Хотя в душе он понимал, что пришла пора обзавестись своей семьёй. Женится. Кажется, куда как просто. Но не получалось у него даже это просто.
Много лет назад, будучи, подающим большие надежды, молодым врачом, он был безнадёжно влюблён в соседку по имению, Аленьку.
Однажды, набравшись смелости, он объяснился, чем очень удивил её. Аленька не восприняла его как жениха. Он был для неё другом детства и не более.
Получив отказ, он очень переживал. Потом полностью отдался науке и весьма преуспел в области психиатрии. У него успешная карьера, известность, деньги, а своей семьи по-прежнему нет.
Иногда, в минуты редкого отдыха, он воображал себе, что однажды, встретит тот, единственный взгляд, который остановится на нём и который он ждёт.
В «Дюссо», он мелькнул. Весёлый взгляд зелёных глаз, но вскоре - исчез. И опять он только мечтал о блаженстве, счастье, о своём доме, жене и детях.
В душе он сочувствовал Руничам и в то же время, немного завидовал им. Ибо каждого из них коснулся крылом ангел любви, тогда как его, Александра Краева, он даже не замечал.
Оттепель и серый, промозглый, холодный туман, покрыл в это утро Санкт-Петербург.
По этой оттепели можно было судить, что скоро, очень скоро, пасмурная зима отступит, уступив место, будоражащей кровь, юной красавице весне.
На Петропавловской крепости трижды бухнула пушка. Последний выстрел сообщал жителям столицы, что наступил полдень.
Краев постучал в знакомую дверь и, не дождавшись ответа, вошёл.
Комната Даши была тщательно убрана. Возле окна, на круглом столе, лежали пяльцы с вышивкой, катушки с разноцветными шелковыми, серебряными и золотыми нитями, напёрсток, ножницы и подушечка-игольница. В правом углу - иконы, с горящей лампадой, источающей тонкий аромат ладана. В левом, за ситцевым пологом, в нише, кровать. В простенке между окнами, в резной ореховой раме, зеркало.