Юношу одолевало желание, остановить коляску и пройтись пешком. Катя сидела напротив и тревожно смотрела на него. Он тронул извозчика за плечо.
- Останови.
Сойдя на тротуар, медленно пошёл по Песчаной набережной. Голова его кружилась, лица прохожих сливались в безликие пятна, а тротуар качался под ватными ногами. Душный июнь, а его сотрясал морозный озноб слабости.
Месяцы, проведенные в больнице, казалось, выпили все силы.
Коляска поравнялась с ним, и раздался голос Катерины:
- Арсений, у тебя ещё нет сил для пеших прогулок. Лучше поедем. Садись.
Девушка протянула ему руку. Шагнув на ступеньку, Арсений сел в коляску. И она покатила дальше, вдоль каналов и улиц.
Извозчик придержал лошадь возле перекрёстка и, въехав за поворот, остановился возле входа в «Дюссо».
- Спасибо, любезный. – Катя всунула в руку извозчика деньги, и, спрыгнув на тротуар, поспешила за молодым человеком.
Не торопясь, Арсений миновал ворота, поднялся по ступеням крыльца и позвонил в звонок.
Дверь распахнул Алексей. Увидев сына хозяина, расплылся в улыбке.
- Арсений Андреевич, с возвращением.
- Благодарю.
Со спокойным безразличием он вошёл в дом. Отдавая Алексею шляпу и трость, равнодушно бросил:
- Отец дома?
- Он с Дарьей Лукинишной в будуаре.
- Спасибо.
Арсений поднялся на второй этаж. Катерина следовала за ним. Подойдя к дверям в свою комнату, обернулся.
- Тебе помочь? - предложила девушка.
- Нет. Позволь мне побыть одному, Катя. Хочу, проститься с домом. - И захлопнул двери перед её носом.
Выражение лица молодого человека не предвещало ничего хорошего.
******
Елена не могла сосредоточиться на разговоре.
Мысли её ускользали, всё время, возвращаясь к сёстрам и Арсению, который сейчас томился в больнице для душевно больных, по их, сестёр Уваровых, вине.
Всё это требовало много душевных сил, которые, как чувствовала девушка, были у неё на исходе.
Она понимала, сейчас нельзя расслабляться, нужно быть твёрдой, но после последней встречи с Арсением, внутри что-то сломалось.
Елене было невыносимо совестно разыгрывать перед Андреем Михайловичем эту комедию.
Рунич, внимательно наблюдавший за лицом Дарьи, произнёс:
- От всего случившегося у меня тяжело на душе.
Его голос вывел Елену из задумчивости. Она встрепенулась.
- Зато теперь ты волен поступать, как хочешь.
- Да, но... как всё нелепо! – Андрей, с досадой, вздохнул. – Не скрою, мы с сыном, не всегда понимали друг друга, часто ссорились, но чтобы такое. Никогда, даже врагу, я не желал бы подобного.
- Твоё раскаяние мне понятно. – Внутренне Елена затрепетала. – Но и я... мы все виноваты. Мне совестно.
- Тебе нечего стыдиться! - он стремительно подался вперёд. - Ты моя жена, - внезапно Андрей обнял её. - Моя обожаемая Дашенька.
Его неожиданный, горячий поцелуй в губы застал Елену врасплох. Она растерялась и вначале даже не поняла, что произошло.
******
К гостиной Арсений шёл, не чувствуя под собою ног. Его шаги заглушили мягкие ковры. Он не боялся увидеть отца, не боялся увидеть Елену. Он уже ничего не боялся. Ему захотелось проститься и немедленно уехать, уйти, бежать, только бы подальше от них и от прошлого.
Арсений остановился и уткнулся лбом в тяжёлые створки двери, чтобы успокоится, перевести дыхание, унять дрожь в руках. Дверь была закрыта не плотно и, Арсений услышал голоса, от которых вздрогнул. Уверенный мужской и тихий женский.
Горячей ладонью толкнул створку, шагнул в гостиную и - отшатнулся.
Отец целовал Елену!
Арсений смотрел на пальцы, нежно перебиравшие её шелковистые волосы, прикасавшиеся к лицу, шее, на закрытые глаза Елены и их соединённые в поцелуе губы.
В висках застучали молоточки пульсирующей крови.
Он попятился за дверь.
******
Скрипнула ведущая в гостиную дверь. Елена вздрогнула и открыла глаза.
«Наверное, Полина заходила», - подумала она и поспешно отстранила Рунича от себя рукой.
- Не надо.
- Даша.
- Не делай так больше, Андрей. Умоляю тебя.
- Тебе было неприятно?
- Я этого не сказала. Но, прошу, не надо ставить меня в трудное положение.
- Если бы ты не дичилась меня и... приняла мою ласку.
- Андрей, прекрати! Мне неловко.
- Когда-нибудь, Дашенька, ты сумеешь ответить на мою любовь.
- А если этот день не настанет никогда. Что тогда?
- Я уверен, он настанет. Ну, почему, почему в твоих глазах всегда грусть?
- Ты ничего не понимаешь, Андрей. И никто не поймёт, что в моём сердце.
Рунич опешил. Он действительно не мог понять эту удивительную женщину, которая только звалась его женой, но на самом деле оставалась такой же, загадочной, и далёкой, как в первый день их знакомства.