— Разве ты пришёл за тем, чтобы упрекать меня?
— Нет. Я пришёл сказать, что не могу без тебя жить! Даже твой Рунич понял меня.
— Он не мой! — резко оборвала его Ксения. — И никогда моим не был. Как и я не была его. Или ты, по-прежнему, не доверяешь мне?
— Я только тебе и верю, Ксения! — воскликнул он.
— Ну, раз так, хочу сказать тебе. — В нерешительности девушка покусывала губы. — Не знаю, обрадую ли. Наша любовь не прошла бесследно. — Она покраснела и, понизив голос, прошептала. — У нас будет ребёнок.
— Правда?
— Ты усомнился? — в её глазах блеснуло презрение.
— Ксюша, радость моя! — Глеб Александрович нежно привлёк любимую к себе. — Ни минуты я не усомнился в тебе. Наше дитя. Моё дитя! Слава Богу! Родная моя!
Он подхватил Ксению на руки и усадил в лондо.
— Едем! Сейчас же едем домой! Я сделаю всё, чтобы ты и наш ребёнок были счастливы!
Ксения посмотрела на Глеба. Конечно, у неё не было сомнений. Измайлов, по-прежнему продолжал любить.
Она перевела взгляд на окна «Дюссо», прошептав:
— Прощай, Арсений. Я тоже не могу обмануть тебя. Моя любовь к тебе не угаснет никогда.
Арсений видел, как отъезжает от дома экипаж Измайлова, увозящий Ксению. От её скользящего по окнам взгляда ему захотелось закричать, броситься вслед, остановить, но он только крепко сжал зубы и остался неподвижен.
Когда коляска скрылась за поворотом, не раздеваясь, упал на постель и уставился, не мигая, в украшенный лепниной потолок.
******
Пришла осень. Серая и сырая. С проливными дождями и густыми утренними туманами.
Елене всё чаще казалось, что ничего не было. Ни возвращения в родной дом, ни несчастья с сестрой, ни жизни в столице, ни «Дюссо», ни этого неожиданно вспыхнувшего чувства к Арсению Руничу. Как будто из её жизни вычеркнули эти полтора года.
Накрапывал мелкий дождь. Не обращая на него внимания, Елена вышла в сад.
«За что я полюбила этого юношу? — в который раз задавалась она вопросом. — А разве можно любить за что-то? Нет. Любят потому что, любят. Ни за что. Я понимала Арсения с первого слова, взгляда, даже молчания. Мне всегда было с ним хорошо. Он смотрел на меня, говорил, улыбался и, я улыбалась ему в ответ. Между нами сразу же возникло чувство привязанности, желание быть рядом. Что могло быть прекраснее этого? Нас удерживало рядом что-то духовное, а потом и физическое. Его поцелуи, объятия, сводили меня с ума. Это был грех! Но я умирала от счастья, переполнявшего мою душу и забывала о грехе. В его глазах я видела океан любви и, мне хотелось утонуть в нём. Теперь смысл моей жизни, сохранить его покой и воспитать нашего ребёнка».
Вскоре она промокла, но всё равно продолжала бродить по аллеям. Вернулась в дом. И только тогда почувствовала холод. Переоделась и села возле окна.
Дождь не переставал. Девушка смотрела на сад сквозь него. В расположенной недалеко деревеньке, в церкви, зазвонил к вечерне колокол. Елена слушала этот как бы плывущий в дожде, густой и тяжёлый звон. Вместе с каплями дождя он падал на землю, стучал по подоконнику, гулко отдавался в её сердце пульсирующими ударами.
Часть седьмая. Потерянное счастье. Глава 4
Ксения уже несколько недель не видела Арсения Рунича. Накануне свадьбы, она заявила матери:
— Мама, я беспокоюсь о здоровье Арсения.
— Не переживай. За ним присмотрят Андрей и доктор.
Однако, посетив днём «Дюссо», вечером, за ужином, Маргарита Львовна рассказала дочери, что сын Андрея Михайловича никуда не выходит из дома и все дни проводит в своей комнате.
— В доме тишина и покой. Даже голоса его не слышно. Не могу поверить, он и вдруг — затворник! — пожимала она плечами. — Ещё немного и я не удивлюсь, когда узнаю, что Арсений Рунич постригся в монахи.
Ксения решительно встала из-за стола.
— Я хочу его навестить.
В ответ получила хмурый взгляд матери.
— Ксения, будь же ты осторожней! Ты накануне замужества, и хоть Глеб Александрович ещё не муж тебе, но если он узнает, что ты продолжаешь опекать Арсения, беда будет.
— Мама, о чем ты?
— О дуэли! — возмутилась Маргарита Львовна. — Конечно, Андрей не допустит этого и лучше сам примет вызов, но, кто знает этих мужчин!
— Я поставила Глебу условие, — заверила её дочь. — Если он хочет видеть меня своей женой, но должен принимать мою любовь к Арсению, как любовь сестры к брату. В противном случае, никакого венчания не будет! Сейчас моему брату плохо, и я иду к нему!
— Ох, дочка, — с тяжёлым сердцем уступила ей Карницкая. — Иди, если так надумала.
******