– Неслыханно, – ядовито усмехнулся юноша. – Мой отец заботится о чьём-то разбитом сердце. Я сейчас зарыдаю от умиления.
Андрей Михайлович был шокирован его циничным сарказмом.
– Извинись… – сквозь зубы процедил он.
Взгляды отца и сына пересеклись.
– Извинись хотя бы за то, что Маргарита Львовна – женщина, дама и мать Ксении!
Под цепким тяжёлым взглядом отца Арсений склонил перед Карницкой голову.
– Извините, Маргарита Львовна, что мой поступок доставил вам столько неприятностей и волнений, – повернулся к отцу. – Теперь ты доволен?
– Арсений! – взвился Андрей Михайлович.
– Хорошо, – смиренным тоном ответил сын. – Я больше не нанесу удар по чести нашего рода.
Не сказав сыну больше ни слова, Андрей Михайлович покинул комнату. Маргарита Львовна поспешила вслед за ним. Дверь захлопнулась, и повисла тишина.
Арсений сжал в руке окровавленный платок и, тяжело вздохнув, опустился на стул.
Всё, что произошло несколько минут назад, воспринималось им как дурной сон. Похоже на то, когда с похмелья снится чёрте что, и никак не удаётся скинуть с себя сонную одурь.
Он-то отделался только разбитой физиономией, а каково сейчас Ксении?
Его неприятности в сравнении с теми, что приходится переживать сестрёнке – ничтожны.
Негодование на её родителей вгрызлось в его душу и много месяцев рвало на части сердце.
И сейчас он не лгал, не кривил душой перед отцом и мадам Карницкой, называя вещи своими именами.
Пусть это было грубо, зато честно.
****
В спальне Маргарита Львовна попеняла любовника.
– Дорогой, ты меня напугал. Конечно, твой сын – распущенный юнец, но зачем ты пустил в ход кулаки? Я же говорила, между моей дочерью и твоим сыном ничего интимного не было.
– И что из этого? – продолжал кипеть Андрей. – Я знаю его! Рано или поздно он бы влюбил твою дочь в себя, как сделал это с несчастной Адель. Ему нельзя доверять! Это опасно, Рита.
– Знаю, – подавила вздох женщина. – Но, дорогой, ты поступил так грубо. Без родительской терпимости и любви.
– Любви, терпимости, – хмыкнул Рунич. – О чём ты? Арсению от меня нужны только деньги, чтобы удовлетворять свои прихоти. Прихоть писать, например. И вообще, он немного… странный.
– Я заметила, – поддакнула Маргарита. – Он вёл себя, как ненормальный.
– С головой у него всё в порядке. Это всё европейское воспитание, дорогая. Он жил в Париже и привык к более свободным манерам, чем у нас, в России. Он раскован и остёр на язык. Тебе это в диковину, а я с этим давно свыкся. В Европе это называется «эмансипация».
– Про какую такую эмансипацию ты мне говоришь? – возмутилась Карницкая. – Учение какое-то?
– Да, что-то вроде этого. Видишь ли, – начал объяснять Рунич. – В настоящее время не только юноши, но и многие девушки стремятся восстановить свои права. Женщинам требуют давать не домашнее воспитание, а образование в университете, как и мужчине. Свободу в выборе мужа, в выборе занятий, участие в гражданской жизни, личную независимость. Понимаешь? Вот это и называется эмансипацией.
– Не понимаю я этого! – отмахнулась от него Маргарита Львовна. – А для женщины это и вовсе ни к чему. По-моему, это просто капризы.
– Ты поедешь домой или останешься? – уходя от неприятного разговора, Рунич обнял её.
– Могу задержаться на час.
– А что скажет твой муж?
– Он дальше своего носа ничего не видит! – презрительно фыркнула она.
– Не грусти. – Рунич взял в ладонь её руку и поцеловал. – Всё будет хорошо.
– Хорошо? — женщина вопросительно смотрела на любовника. – И после всего мне возвращаться в постель к мужу?
– Предлагаешь мне обвенчаться с тобой? – рассмеялся он. – За двоежёнство полагается тюремный срок, дорогая. Ты хочешь в тюрьму?
Маргарита Львовна засмеялась шутке любовника.
– Мужчины часто теряют голову из-за вас, женщин.
– Я уверена, тебе это не грозит.
– Пожалуй, – согласился Рунич. – Но загадывать наперёд не стану.
– Хоть бы один раз солгал.
– Я не привык кривить душой, дорогая. И всегда предпочитал быть честным.
Андрей закрыл ей рот поцелуем.
****
Алексей кивал головой, слушая рассказ Арсения.
– Вот такие дела, Лёша, – отпивая маленькими глотками кофе, говорил он. – Отец обвинил меня в том, что я соблазнил Адель.
– Ну, это он погорячился! – возмутился мужчина. – Помнится, француженка немало труда приложила, чтобы соблазнить тебя.
– Он зол на меня за то, что я посмел обидеть его любовницу.
– Что ты такое сделал?