– Ксения, ты в своём уме?
– Если бы он ответил мне взаимностью. Однако для него я всего лишь сестрёнка и более ничего. К сожалению.
Пока дочь говорила слова признания, Карницкая успела прийти в себя от потрясения.
– Нет ничего удивительного в том, что ты влюбилась в этого проходимца, – уже спокойным тоном произнесла она. – Даже Андрей признаёт, что его сын очень опасен для женщин. Обаятельный и остроумный. Обворожителен. Если захочет, умеет себя вести. Но, милая моя, ведь он несвободен.
Ксения удивлённо подняла брови.
– Несвободен?
– Да, – подтвердила Маргарита Львовна. – Есть женщина, с которой он состоит в любовной связи.
– Какой связи?
– Твоя наивность меня поражает! – всплеснула руками женщина. – Скажу проще, он открыто живет со своей любовницей.
– Неправда… – губы Ксении задрожали.
От слов, сказанных матерью, по её спине пробежала дрожь.
В ужасе во все глаза смотрела она на мать.
Ксения смутно представляла, что происходит между мужчиной и женщиной в спальне, но чувствовала, что слова «любовница» и «любовник» – это нечто постыдное и греховное.
И вот её мать сказала то, о чём она стыдилась даже слышать. И о ком? Об Арсении!
Невольные слёзы потекли из её глаз.
Маргарита Львовна рассмеялась легким, звенящим смехом.
– Мне всегда казалось, что ты уже взрослая, – сказала она. – А ты, по-прежнему, ребёнок.
Когда Ксения отказалась выполнить волю родителей, она плакала и протестовала, говоря им, что сейчас не старинные времена, и родители не могут выдавать своих дочерей замуж, за кого им вздумается. Но родительница остановила её отчаянье и ледяным тоном заявила:
– Если ты не подчинишься, то отправишься в монастырь.
Смотря в ужасе в суровые материнские глаза, Ксения, поняла, что родители загоняют её в угол, из которого есть один выход – под венец со стариком. Или второй.
Она поняла угрозу матери.
И это не шутка!
Мир, в котором есть неудобства, в котором не выполняются её прихоти и требования, отсутствие роскоши, которая ей жизненно необходима, был миром, в котором Маргарита Львовна жить не могла.
И если кто-то или что-то угрожает этому миру, она уничтожит это препятствие.
Ксения поняла, мать не оставила ей выбора. Испуг сменился бунтом.
«Ну что же, монастырь?! Пусть будет монастырь!»
Своё решение она немедленно объявила родителям.
Год, проведённый в стенах Новодевичьего монастыря, показался ей длиной в десять лет.
Бунт сменился чувством обречённости и отчаяния.
Молитвы и утешительные разговоры с сестрой Дарьей приносили кратковременное облегчение. Приходили ночи, а с ними бессонница и слёзы в подушку.
Родители оставались неумолимы, а после сообщения, что постриг неминуем, Ксения, обломав серные спичечные головки, растворила их в воде.
В тот вечер, стоя на пороге своей кельи, она решилась. Лучше смерть, чем вечная тьма медленного умирания!
Арсений…
Он пришёл к ней, как луч света, который озарил потёмки, в которых Ксения блуждала. Брат по несчастью, брат по духу. Брат, в которого она влюбилась.
Ей думалось, Арсений так же не равнодушен к ней.
Выходит, это только казалось.
У Арсения была своя жизнь, в которой нет места Ксении Карницкой.
Из ступора её вывел голос матери.
– Ты побледнела, милая? – Карницкая с сочувствием смотрела на дочь. – Ты не знала. Видишь, этого он тебе не сказал. Не такой уж Арсений Андреевич искренний человек, как ты думала. Прости, но я вынуждена была сказать тебе это. Забудь о нём! А чтобы ты не грустила, мы сегодня же закажем для тебя самые модные платья. Я куплю тебе лучшие драгоценности. Ты будешь блистать, девочка моя! Только забудь об этом проходимце, Арсении Руниче. – Она с чувством погладила дочь по рукам. – Ты очень бледна. Позвать доктора? Я пошлю за ним людей.
– Нет, – выдавила из себя девушка. – Не нужно доктора.
– Как знаешь.
Маргарита Львовна направилась к двери. Ксения безучастно смотрела ей вслед.
****
Полина и Катерина, расположившись вокруг стола, в своей комнате ужинали и обсуждали ссору между молодым хозяином и Адель.
– Бедняжка, Деля, – вздыхала Катя. – Так убиваться из-за этого дурака.
– Катя, можно у тебя спросить? – полюбопытствовала обычно молчаливая Полина.
– Спрашивай.
– Вот ты сейчас сказала – дурак. Отчего же тогда ты с ним водишь дружбу, о чём разговариваешь часами?