– Я сумею, – всхлипнув, кивнула Даша.
Устав от дневного волнения, она положила голову на подушку.
Закрыла воспалённые глаза и сделала глубокий вдох. Голова кружилась и начинала болеть совсем как там, в тюремной камере.
Скорбь, душевная боль и обида никуда не исчезли, но она больше не плакала, чувствуя рядом опеку и защиту сестёр.
****
Возвратившись в «Дюссо», Арсений попросил Алексея помочь ему отнести в комнату несколько пачек бумаги, книги и журналы.
– Арсений Андреевич, обед подавать? – выглядывая из комнаты прислуги, окликнула его Екатерина. – Полина испекла твоё любимое печенье.
– Спасибо, Катя. Скажи Полине, я обязательно попробую печенье, но в другой раз. Обедать не буду. Мне есть не хочется.
– Но может быть…
– Нет, спасибо.
Полистав журнал, он отложил его в сторону и, взяв в руки колоду карт, стал не спеша раскладывать пасьянс.
Искоса поглядывая в сторону сосредоточенного сына, Андрей поинтересовался:
– Как ты себя чувствуешь?
Юноша молчал.
– Знаешь, что я думаю? – Андрей Михайлович замялся. – Ну, в общем, я был бы не против того, если бы ты завоевал сердце такой девушки как Ксения Сергеевна.
Ухмылка поползла по губам сына.
– Арсений, как ты считаешь, эта девушка может ответить тебе взаимностью?
Вместо ответа сын швырнул карты на стол и, не сказав отцу ни слова, пошёл к себе.
Андрей Михайлович растерянно смотрел ему вслед.
****
Маргарита Львовна в дурном расположении духа, сидя на софе и обиженно надув губы, смотрела на Андрея.
– Почему ты не отправишь своего негодника в имение, если не хочешь отпустить в Париж?
– Что было, то было, Рита, – отмахнулся от неё Рунич. – Нечего больше вспоминать об этом.
– Тебе легко так рассуждать! – женщина гневно сверкала на любовника глазами. – Не понимаю, что ты церемонишься с ним и не воспользуешься родительскими правами?
– Я пытаюсь сблизиться с Арсением.
– Ты хочешь сблизиться с этим чудом природы? – презрительно скривила она губы.
– Это чудо природы – мой сын! – задетый за живое любовницей недовольно прикрикнул Рунич. – Я произвёл его на свет, и по моей вине он такой. Извини за тон, но мне больше нечего сказать.
Не говоря ей ни слова, он направился к дверям.
– Андрей!
Андрей Михайлович не обращал на неё внимания.
– Андрюша.
Он оглянулся.
– Ты куда?
– Вижу, нынче ты не в духе, Рита, поэтому возвращайся домой. Свидание не состоится. К тому же сегодня я жду гостей.
– Каких гостей? – поинтересовалась Карницкая. – Почему я ничего не знаю?
– Ты и не должна это знать.
Двери за ним закрылись.
Маргарита Львовна осталась сидеть в будуаре, как потерянная.
Грубость любовника поразила её. За годы их отношений он всегда был деликатен и тем более, никогда не отказывал ей.
Неужели она заслужила такое только потому, что нелестно отозвалась о его сыне?
Прислушалась. Может, Андрей одумается и вернётся? В сумерках таял летний день.
Прошло полчаса, но Рунич не возвращался.
Маргарите надоело разглядывать золочёную с эмалевыми медальонами инкрустацию на круглом столике. Она подошла к зеркалу и уставилась на своё отражение.
«Мне тридцать семь лет. Наверное, я старею, поэтому стала для него менее привлекательна, – разглядывая себя, подумала она. – Огонь страсти не может гореть вечно. К тому же мы давно знакомы, а он слишком разумен, чтобы отдаваться полностью страстям. Ещё немного, и мне останется только брак и холодная постель с Сергеем».
Она окинула взглядом свою высокую грудь, белую шею, гордый поворот головы и красивое лицо. Нет, до старости ей было ещё далеко.
«Мы ещё посмотрим, Андрей Михайлович, кто первый будет просить прощения».
Завязывая ленты шляпки, сквозь зубы прошипела:
– Будь проклят, маленький мерзавец! Ты должен был умереть вместе со своей матерью.
Густая вуаль опустилась на лицо до самого подбородка и скрыла набежавшие обидными слезами глаза. Главное, чтобы их никто не видел.
Когда Карницкая распахнула двери, то едва не упала, споткнувшись о пушистую кошку Паву, которая разлеглась в полутёмном коридоре как раз под дверями будуара.
– Изыди, зверюга! – она в сердцах пнула кошку. – Марш, к своему хозяину!
Перепуганная Пава зашипела, оцарапала ботинок Карницкой и умчалась в конец коридора, где, забившись в угол, заорала благим матом.
****
На ватных ногах Даша входила в незнакомый ей дом.
Когда к постоялому двору, где они остановились, подкатил экипаж с задрапированными шторками наглухо окнами и, его дверца распахнулась перед ней, у неё закружилась голова.