– Твои стихи может понять не каждый человек, – резонно заметил Рунич.
Арсений усмехнулся наполовину смущенно, наполовину презрительно.
– Да, ладно, папа, не приукрашай наших с тобой отношений перед мадемуазель. – Он махнул рукой и вновь уставился в лицо девушки.
Елена тоже не отводила от него глаз. Это не укрылось от Андрея.
– Прошу прости его за бестактность, – попросил он.
– Мы не знакомы, – не слушая Рунича, обратилась она к юноше. – Но мне кажется, будто я… знаю вас.
– И я знаю… лицо… Оно, безусловно, прекрасно. – Арсений подался вперёд. – Но… ваши глаза. В них столько боли и затаённой скорби. Какой злой рок тяготеет над вами, мадемуазель?
Елена испуганно посмотрела на Андрея. Начиная терять терпение, он сжал её ладонь.
– Не слушай его.
– Пусть говорит.
– Над вами тяготеет печать обречённости. И вы надеетесь, что мой отец поможет вам? Запомните: «Великий Рунич» ничего не делает даром. Особенно, – он оценивающе скользнул глазами по фигуре Елены. – Для таких красивых женщин, как вы.
– Замолчи! – прикрикнул Рунич.
Движением руки Елена остановила его.
– Я сама отвечу твоему сыну. Молодой человек, ваш отец спас мою сестру от того, что ужасней смерти. От бесчестия и тюрьмы. Он пожалел нас и отнёсся к нам по-человечески. Поэтому мы здесь.
– Не обращай внимания на его вздор, – Рунич взял её ладонь и успокаивающе погладил.
Арсений угрюмо посмотрел на него.
– Берегитесь его. Он будет обещать вам золотые горы, пока не добьётся от вас того, чего добивается от каждой женщины. Постели! – жёстко бросил он. – Знаете, сколько женщин перебывало в его спальне за эти годы? Спросите у меня.
– Убирайся отсюда! – Андрей в бешенстве указал сыну на двери. – Вон!
Не проронив больше ни слова, Арсений покорился отцовской воле.
Рунич в ярости захлопнул двери.
– Что между вами происходит? – недоумевая, спросила Елена.
– Это длинная история, – поморщился Андрей.
– Он сказал правду?
– Арсений очень наблюдателен. Он увидел сразу всё: и твою красоту, и твою печаль.
– О тех женщинах он тоже правду сказал?
– В моей жизни всё было. Когда умерла его мать, мне было двадцать пять лет, но я чувствовал себя мёртвым. Единственное, что у меня осталось, это моё заведение. – Андрей заметил недоверчивый взгляд Елены. – И никогда силой я не заставлял женщин делать то, чего они не хотели.
– Не надо, Андрей, – оборвала его девушка. – Ты не обязан оправдываться передо мной, и… позволь мне остаться одной.
Андрей Михайлович пошёл к дверям. На пороге остановился.
– Елена, прошу, будьте осторожны с Арсением. Не доверяйте ему. Он опасен.
– Не более тебя, – отрезала она и отвернулась к окну. – Надеюсь, мы не пленницы здесь?
– Конечно, нет.
– Я знаю, – голос девушки зазвучал мягче, – в твоём доме нам опасность не грозит. Она за его пределами.
******
Адель, угощая Полину чаем с крендельками, расспрашивала её в нетерпении, какие они, женщины, поселившиеся в доме Руничей?
И когда простодушная девушка начала свой рассказ, слушала её с жадностью.
– Андрей Михайлович сказал, что сёстры – их дальние родственницы. Дарья Лукинишна не совсем здорова, а Елена Лукинишна не отходит от неё. Она устаёт, но старается никому это не показывать. Барышни они не капризные, вежливые и доброжелательные. С нами, прислугой, не заносчивые. Андрей Михайлович приказал нам выполнять любые их требования, однако они не злоупотребляют его благосклонностью и требования у них невелики.
– А как они выглядят? – перебила её Адель.
– Они красивые… – задумчиво произнесла Полина, вспоминая. – Какой-то трогательной, милой красотой. Ангельская внешность.
– А Арсений, как он?
– Он из своей комнаты почти не выходит. По требованию доктора с Катериной на прогулки ходит. Кушает у себя. И всё больше пишет.
– А та барышня приезжает?
– Нет. С того дня как ты уехала, больше мы её не видели.
Француженка, вздохнув, подошла к зеркалу. Оттуда на неё смотрело осунувшееся от переживаний за эти недели лицо и потускневшие глаза.
– Как ты думаешь, Полина, если я навещу его, прогонит?
– Вот уж не знаю, – пожала плечами девушка, ставя на стол, пустую чашку.
– Я так подурнела! И всё из-за него. От мыслей, как он там? – она осмотрела себя с ног до головы. – Это блеклое, скромное платье, в котором только в церковь ходить. Эти старые туфли....