— Вот оно что… А что же наш Михаил Илларионович так впросак попал? — задумчиво проговорил полковник.
— А я рассчитывал, что ты мне, старику, расскажешь, Петенька! — откровенно улыбался фельдмаршал, устало потягиваясь, отчего худой стул отчаянно заскрипел.
— Ну, по моему разумению, не просчитал наш генерал Шестакова, оказался тот значительно более ушлым, побаиваться начал Михаил Илларионович его упёртости и настырности. Вот и думал, что спихнёт полковника подальше, чтобы тот карьеру в стороне делал. А Шестаков так опростоволосился… Что это он так?
— Да меньше надо уши растопыривать в дворцовых коридорах, Пётр Дмитриевич! Думал, что в цель попал, столько обсуждают, как бы расходы снизить — армия растёт, а дел-то государственных прочих во множестве, на всё деньги нужны, — видать, решил себя умником показать, да совсем против мнения государя пошёл.
— Что же теперь Голенищев…
— Да ничего! Боится, Михаил Илларионович, что фельдмаршальский жезл мимо него проплывёт… А зря! Государь, всё же ему доверяет, да и не такой глупости он больше не допустит… К тому же… Нужны в армии верные да умные генералы. Слышал, про дело в Смоленской пехотной бригаде-то?
— Да вот пока только слухи…
— Слухи, говоришь… Ты, Пётр Дмитриевич, человек неглупый, твоя твёрдость в присяге престолу известна, да и сам наверняка на своём посту скоро узнаешь — едва мятеж не случился.
— Мятеж?
— Бригадир Талызин попытался было поднять войска против государя, да его свои же офицеры повязали. Недовольство среди дворянства есть — многие дети дворянские без должного образования в армию рядовыми идут, что раздражает их родственников, да и времена былого рабства многим мнятся раем земным… Талызина его же помощник, полковник Стяжков, разоблачил, да офицеры, что из корпусов вышли, полковника поддержали. А всё одно, восемнадцать офицеров, двадцать четыре десятника да полусотника и тридцать шесть солдат под арестом сидят да ждут суда… А коли бы получилось у Талызина бригаду поднять? А коли дивизию, а?
Так что, получит Мишенька свой жезл — верен он царю, да любим в войсках.
— Ох, ты, дела-то какие…
— Да уж, Петенька, сейчас времена не старого доброго Отто — того боялись да уважали все, и мысли о бунте не могло родиться. Суворов-то пока такого авторитета не заработал, воевал-то против турок да маньчжуров, славы настоящей в Европе не заслужил, вот и пошли слухи… Будь, Пётр Дмитриевич, аккуратен!
— Да, что Вы, Платон Абрамович!
— Знаю, что ты даже в помыслах чист, Петя! Знаю! Но не запачкайся, случаем. Может, и карьеру попортишь. Я-то тебя в генеральских чинах вижу. Ладно, заболтались мы что-то с тобой, словно бабы у колодца, чего я тебя искал-то — скажи-ка мне, друг мой, тебе в комиссию бывалые да разумные поручики не нужны?
— За кого порадеть желаете, Платон Абрамович?
— Вроде как… Поручик Фонверзен, я его хорошо знаю, ногу потерял. Не повезло ему сильно, а парень-то весьма разумен да энергичен. Без армии себя не видит, а его куда ещё, как не в комиссию при Генеральном штабе? Возьмёшь? — заметно было, что просить за кого-то Карпухину было неловко.
— Признаться, думал, что Вы, Платон Абрамович, за старшего своего, Никиту, пришли просить. — криво усмехнулся Милинкович.
— За Никиту? Ещё чего! Пусть служит! Что он, не Карпухин, что ли? — возмутился фельдмаршал.
— Да, говорят, что мальчик весьма неглуп…
— Вот, пусть и доказывает это каждый день! У него руки-ноги целы, а Ваня Фонверзен на деревяшке скачет! Что ему, в монастырь уходить, али при занюханном поместье прозябать? Коли он у меня в адъютантах полтора года прослужил и всё ныл, мол, отпустите в бой! Парень он, к тому же умный, да в языках шибко горазд, мне ежемесячные доклады о новинках армейских готовил.
— Постараюсь, Платон Абрамович, помочь! — поклонился фельдмаршалу Милинкович.
— Уж, постарайся — жалко его, думал, что он с умом, образованием да храбростью до высоких чинов дослужится, а вот… — горестно качал головой Карпухин.
— Вот человек! Скала, да и только! Фельдмаршал, а о себе и не думает — всё о людях заботится. — уважительно подумал полковник, провожая гостя.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Эндрю, друг мой, неужели ты не хочешь, чтобы всё это было у тебя? Тиран, стоя́щий во главе твоей несчастной страны, не даёт развернуться настоящим талантам! Людям, которым сам Бог даровал древний род и славное имя! Насколько бы тебе было легче жить при цивилизованном, демократическом правлении! — молодой человек с весьма длинным, почти лошадиным, лицом убеждённо доносил свою точку зрения собеседнику.