— Такой же тупица, что и моя лошадь-сестра! Мой Бог, и это мой ближайший родственник! Обязательно надо принять меры, чтобы эти слабоумные не испортили мне игру… Да, надо-надо…
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Утром едва держащийся на ногах молодой блондин громко стучал в дверь дома русского посла, где он, как и большинство сотрудников посольства проживал. Ему открыл высокий ещё старый негр в ливрее и дорогом парике.
— Господин Андре! — осуждающе покачал головой слуга.
— Молчи Эли! Молчи! Лучше принеси воды или лучше пива! — отмахнулся от него Оболенский, демонстрируя крайнюю степень опьянения, но, войдя в дом, выпрямился и, тяжело помотав головой, уверенно направился по хорошо знакомым коридорам.
— Разрешите войти, Алексей Фёдорович! — постучал молодой человек в дверь кабинета посла.
— Андрюша, любезный! Наконец-то! Заходи-заходи! — радостно поприветствовал гуляку Черкашин, вставая из-за стола, за которым он работал, — Илюшенька, неси-ка рассолу, нашему молодчику сейчас он весьма пригодится!
Оболенский тяжело упал в кресло подле стены, а широко улыбающийся слуга быстро принёс ему на подносе графин с зеленоватой жидкостью и широкий бокал на тонкой ножке. Андрей жадно присосался к напитку, после второго стакана взор его чуть просветлел.
— Что же, Андрюша, как дела твои? Чего вчера этот лазутчик от тебя добивался? — ласково спросил посол, с некоторой нежностью глядя на измотанного юношу.
— Снова поил меня безбожно, дядюшка, да к девкам продажным возил! — поморщился Оболенский.
— Да уж, наслышан. Илюша говорит, что тебя самому Стивенсу показывали.
— Что? Сам сэр Сэмюэл соизволил меня изучать? — удивился молодой человек.
— Изволил, душа моя, изволил…
— Что же решил?
— Сдаётся мне, Андрюша, что решил именно то, что мы и хотим… Уже сегодня утром лорду-канцлеру поступило на рассмотрение твоё дело. — хитро усмехнулся посол.
— Моё дело? — искренне удивился Оболенский.
— Твоё-твоё! Ты, душа моя, снасильничал сначала дочь, а потом и жену майора Роберта Чаппина, славно сражающегося в Индии…
— Я? — неверяще хлопал глазами Андрей, — Да я и не знаю их вовсе!
— Ты, душа моя! — уже хохотал Черкашин, — Сам Стивенс всё и состряпал. Так что, не позднее, чем сегодня вечером ты официально станешь преступником и с крючка сэра Самуэла уже не соскочишь!
— Ох, дядюшка! — отмахнулся молодой человек от смеющегося родственника и устало потёр глаза, — Не могу я столько пить и гулять! Сил никаких нет. Мне бы на коня или в библиотеку, хотя бы на недельку, а?
— Не ломайся, душа моя! — с улыбкой проговорил посол, — Терпеть недолго. Думаю, тебе сегодня уже предложат таскать у меня из стола секретные документы и даже пригрозят плахой за несуществующие художества. Наверное, рыдающими барышнями пугать будут и клеткой в Тауэре[13]… М-да…
— Ох, дядюшка! Сидел бы я дома, в России, служил бы по статской линии… Может, на Камчатку бы отъехал или даже в Калифорнию… — мечтательно сказал Оболенский.
— Терпи, солдат! — также ласково улыбался ему Черкашин, — Терпи, сынок! Иди поспи, Андрюша, ночь тебе снова предстоит весёлая…
— Что, Илья, — с ухмылкой спросил посол у своего камердинера, когда Оболенский ушёл спать, — хорош ли Андрюша в своей роли-то?
— Поистине великолепен! — воздел руки вверх чернокожий русский, — Так увлечённо играть выпивоху и дурака, может не каждый. А если знать, на какие жертвы он идёт…
— Да уж, друг мой, такой путь с открытым забралом пройти может один из многих тысяч…
— У Вас, Алексей Фёдорович, совершенно невероятный племянник!
— Что ты думаешь, Илюша, Андрей — племянник мне? — покачал головой посол, — Откуда у меня в родне Оболенские-то? Я же из черниговских мелкопоместных, канцелярская крыса…
— Скажете тоже, крыса! — возмутился псевдокамердинер, — Я же помню, как Вы Джима Хенли успокоили…
— А это, Илюша, исключительно твоя ошибка! — отчётливо выделив слово «твоя», проговорил Черкашин, — Не след было мне самому этого лазутчика резать, я про него и знать-то не должен был.
— Больше не повторится, Алексей Фёдорович! — понурил голову огромный негр, — Не догадался, что Стивенс может и несколько подсылов у нас завести.
— Ладно, я тоже хорош был… В общем, было время, пришлось и руками поработать, да… — задумчиво улыбаясь, протянул посланник, встряхнул головой, отгоняя несвоевременные воспоминания, и вернулся к разговору, — Так вот, сего поручика кавалерии мне очень порекомендовал, кто бы ты думал? Сам Трубецкой!
— Николай Николаевич-то?
— Он. Андрей Оболенский умудрился на манёврах расшибиться так, что врачи ни в какую его не соглашались в армии оставить. Куда податься молодому дворянину? Особенно если он третий сын не шибко богатого отца, а?