Торжества длились целую неделю. Причём праздновали не только в Столице, но и во всех городах России, даже небольших. Это я мог заметить лично, ибо именно мне принадлежала честь обновить железную дорогу, объезжая все три вершины транспортного треугольника, который должен был стать основой дальнейшего роста нашей промышленности. Я останавливался на станциях и полустанках, участвовал в гуляньях и молебнах, радовался вместе со своими подданными.
Масштаб праздника был действительно колоссален — люди с просто яростной надеждой ждали новый век, который по всеобщей уверенности должен был стать временем триумфа империи и истинного счастья для всего народа.
К неудовольствию своему я вынужден был совершать это путешествие в одиночку — Ася была на четвёртом месяце. Мне было даже немного страшно — история Прасковьи стояла перед глазами, и пусть наши акушеры уверяли, что моя юная супруга была вполне здоровой девушкой, но всё же это был наш первенец, к тому же современное мастерство врачей не позволяло чувствовать себя сколь-нибудь уверенно. Так что я всеми силами пытался оградить жену от всяческих опасностей, к которым совершенно верно относил и долгое нахождение в тряском вагоне поезда. Хотя справедливости ради надо заметить, что не такой уж он был и тряский, этот вагон. Особенно по сравнению с колясками или поездками верхо́м, но тем не менее…
Моим подданным: не только москвичам и петербуржцам, но и прочим тоже, было весьма неприятно не увидеть рядом со мной беременной царицы, олицетворявшей спокойное будущее государства, но в массе своей они прекрасно понимали, что рисковать этими перспективами только ради стремления потрафить их желаниям было бы весьма легкомысленно.
Ну уж в Столице-то отказать себе в удовольствии приникнуть к зимним радостям вроде того, чтобы поиграть в снежки или вдоволь поваляться в снегу моя супруга себе точно не отказывала, и я в таких развлечениях был верным спутником Аси. Мы наслаждались отдыхом, словно вокруг не происходили события, по-прежнему меняющие ситуацию не только для императорской семьи, или для всей страны, но и для Европы, и даже для всего мира.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Дозвольте мне, государь, преподнести Вам небольшой подарок от всего сердца! Я желал вручить его Вашему Величеству ещё на Рождество, но Вас не было в Столице… — Пискунов, мой верный помощник, просто светился от счастья, и как-то огорчать его я совершенно не желал, так что к вычурно отделанному деревянному коробу, скрывающему явно что-то тяжёлое, я отнёсся с показным интересом.
— Дорого́й мой Алкивиад Афанасьевич, что же Вы решили подарить мне? — говорил я, открывая позолоченный замочек ящика, — Бог ты мой, что это?
— Мой труд, которым я занимался более трёх лет, совместно с зятем, адъюнктом Петербургского университета и Степаном Барковым, частным механиком и резчиком. — приосанился глава Патентной палаты, — Мне очень по душе пришлась машина Лейбница[2], что обнаружена была среди диковин, а зять желал облегчить вычисления для дел мостостроительных.
Я стоял разинув рот, смотря на невероятно красиво выглядевший прибор с бронзовыми, латунными и позолоченными деталями.
— Что он может делать? — передо мной стояло нечто, напоминавшее мне какую-то машину из фантастических фильмов 30-х годов XX века, голос мой немного хрипел, в голове царил сумбур.
— Складывать, вычита́ть, умножать и делить, государь! Делает машина это весьма споро и точно, что, по моему мнению, станет полезным не только для зодчих, но и для расчётов доходов и расходов.
То есть, сейчас передо мной стоял арифмометр[3]! Настоящий арифмометр, подобный тем, которые я ещё вполне застал в своём детстве, те механические калькуляторы, что почти сто лет обеспечивали точные расчёты как в делах гражданских, так и военных. Для нынешних времён это будет настоящий суперкомпьютер! Вот Пискунов, вот удружил! Тихоня такой!
— Зять Ваш, Авраамий Алабин? Которого Карпов считает одним из лучших математиков и просит для него кафедру в будущем университете Столицы?
— Он, государь.
— А Барков, который из пруссаков? Что с Кулибиным не сошёлся? Часовых дел мастер?
— Да…
— Тогда, дорого́й мой, Алкивиад Афанасьевич, мне очень жаль…
— Государь? — испугался Пискунов.
— Мне очень жаль, что Вы, по всей видимости, не сможете дальше занимать Ваш пост, ибо это чудо потребует значительно большего внимания и забот, чем Вы сможете отдавать ему в часы вечернего отдыха! — продолжил я свою мысль.
— Чудо?