Мои идеи очень удачно подхватили писатели — романы и поэмы об Иоанне посыпались как из ведра. Писали об Иоанне Крестителе[4], пресвитере Иоанне, Иоанне Дамаскине[5], Иоанне Цимисхии[6], даже об Иоанне Люксембурге[7]. Мы оплачивали только малую часть этих литературных творений, большинство писали просто на самую модную тему. Оказалось, что наши труды не пропали даром — Россия становилась настоящим центром мира, самым интересным местом для большинства европейцев. За нами пристально наблюдали, а рождение у меня наследника привлекло всеобщее внимание.
Иван был очень важен с любой точки зрения.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
— Что же сказать, господин мичман… — начальник канцелярии флота Великого океана контр-адмирал Нелединский покачал головой, — Ничем не могу Вам помочь. Вакансий для Вас сейчас не предвидится. Прибудь Вы немного раньше, пока эскадры не ушли в море, возможно, что я предложил бы Вам место на Архангеле Михаиле, но сейчас… М-да…
Адмирал мучительно скривился, со всей силой огромной ладони потёр свою лысую голову, встал из-за стола, начал с мрачным видом расхаживать по кабинету. Стало заметно, что левая нога у Нелединского не сгибалась, при ходьбе он опирался на массивную резную трость. Словно маятник уже немолодой и грузный моряк в ослепительно-белом парадном мундире, украшенном орденами, хромая, задумчиво вышагивал из угла в угол.
— Курков! — внезапно диким туром взревел адмирал.
Почти мгновенно в кабинет начальника влетел маленький человечек в штатском платье. Курков был просто невероятно курнос, казалось даже, что на лице у него натуральный пятачок. Глаза при этом у него были весьма большими, при этом совершенно круглыми и ярко-голубыми. Всё это придавало вошедшему вид однозначно комичный, о чём человечек, очевидно, знал, но совершенно не обращал на это внимания.
— Да, Михаил Николаевич! — голос Куркова был на удивление низкий и рокочущий.
— Яшенька, вот перед нами мичман Гешев, — весьма ласковым тоном обратился с вошедшему адмирал, — Прибыл для зачисления во флот, а вакансий-то нет. Что делать-то будем с ним? Жаль юношу, не оставлять же его без службы.
— Что же Вы так поздно приехали-то, господин мичман? — пробасил Курков, хитро подмигивая Ивану. — Все уже давно прибыли, распределены по судам, уже даже отплыли. Загуляли, небось?
— Никак нет! — возмутился Гешев, не понимающий, кто такой этот Курков и почему он так ведёт себя с ним, — «Надежда» застряла во льдах, я сильно задержался к сроку. Рвался к вам…
— «Надежда»! — хлопнул себя по лбу начальник канцелярии, — Так Вы были в экспедиции капитана Сильвачёва?
— Именно так, господин адмирал! Младшим офицером. — коротко отвечал слегка обиженный молодой человек.
— Картографировали? — широко улыбаясь, допытывался Нелединский, — Искали земли на Севере?
— Да и уточняли возможные проходы во льдах для торговых кораблей.
— Да, если бы за одну навигацию по Северному пути суда проходили, мы бы все вопросы снабжения решили, да и расторговались знатно… — проговорил адмирал, принимая тот глупо-романтический вид, что свойственен, казалось, только влюблённым юнцам, — Остров Надежды, как же, как же! Наверное, Ваше имя уже и на географических картах запечатлено?
— Именно так, господин адмирал — залив Гешева…
— Прямо как порт на Средиземном… — всё так же мечтательно сказал Нелединский, — Откуда такое совпадение-то? А, Иван Богданович?
— В честь батюшки моего город назвали… — всё ещё отрывисто сказал Гешев.
— Бросьте шутить, мичман! — покачал головой немолодой начальник канцелярии.
— Не шучу, господин адмирал! Отец мой, Богдан Гешев. Высочайшим повелением…
— Бог ты мой! Что же Вы, дорого́й мичман, к нам-то с северов? Вам же самим Богом велено у Ушакова служить, а Вы вот в холодные края, а?
— Служить надо там, где надо государству! Меня так батюшка названный учил, да и капитан Лущилин…
— Так Вы, мичман, ещё и с Лущилиным знакомы? Я его, признаться, знавал… — адмирал смотрел на молодого человека очень задумчиво.
— А кто Ваш названный батюшка? — вмешался Курков.
— Иван Попов, корабел.
— Вот оно как… Сам Попов, как же, как же… Значит, служите там, где требуется, мичман — прикажут, во льды идёте, прикажут, в наш неласковый океан.… Весьма похвально… — Нелединский сел за стол, — Курков, что скажешь? Никак нельзя столь замечательного юношу оставить без места!